После окончания войны Будник, по его словам, намеревался поселиться в одном из сел и остаток своей жизни провести в труде и заботах о больном пареньке Васятке. Кто такой Васятка? Нет, это не внук. Однажды в пути он встретил этого глухонемого мальчика, голодного и оборванного, и пожалел его. Пропадет ведь паренек, если о нем никто не позаботится. Всю жизнь сам он, Будник, был бездомным бродягой, без семьи и детей. Вот и решил взять парнишку и воспитать его. Кормил его, лечил всякими травами, учил сапожному делу, заботился как о внуке.
В этом месте медленного, неторопливого повествования Будника Родин усмехнулся и спросил:
— Вы так заботились о мальчике, что связали его веревкой и посадили в подвал. Зачем вы это сделали?
— Каюсь, виноват, — ответил Будник. — У самого сердце болело, да что ж поделаешь: у парнишки бывают эпилептические припадки — он падает, бьется, кричит. Приходится связывать да прятать от людей, чтобы не подумали, что он буйный или заразный.
— О вашем внуке мы еще поговорим. А медаль где вы взяли?
— Нашел. Обронил кто-то, а я поднял. Зачем, думаю, пропадать ей? А потом и на пиджак привинтил, чтобы мне больше доверия было.
На все последующие вопросы Будник отвечал так же спокойно, с оттенком безразличия, как человек, решивший, что терять ему больше нечего и остается лишь чистосердечное раскаяние. И только на один вопрос он не мог ответить ничего вразумительного: кто находился в его избе за занавеской? Будник утверждал, что там никого не было. Зачем же в таком случае он говорил лейтенанту Строевой, что там лежит больной внук, почему не пускал ее поглядеть за занавеску и даже пытался душить ее?
Будник разводил руками, вздыхал и опускал голову.
— Виноват, — твердил он, — виноват. Барышня уж очень любопытная. Внука, конечно, не было, наврал я. Вообще никого не было. Вот я и забеспокоился, как бы беды не нажить. Затмение на меня нашло…
Несмотря на то что Будник уже признался, что он не колхозник, а бывший дворянин и кавалергард, окончивший в свое время офицерскую школу, в разговоре он все время подделывался под простой язык сельского жителя.
Родина это раздражало.
— Все стараетесь под мужичка играть? — сказал он и иронически повторил последнюю фразу Гостева-Будника: — «Затмение на меня нашло»! Слишком легкое и наивное объяснение. Ну что ж, доберемся до истины и без вашей помощи.
Когда арестованного увели, Родин встал из-за стола, прошелся по комнате, а затем спросил Кленова, кивая в сторону двери:
— Верите?
— Ни одному слову! — твердо ответил Кленов.
— Так уж и ни одному? — рассмеялся Родин. — Я, значит, подобрее вас. Я, например, верю, что он — Гостев, гитлеровский агент и тому подобное.
— Это бесспорно, Петр Васильевич. Я говорю о второй части его показаний.
— Вы правы, — согласился Родин. — Врет. Безусловно врет! — Он снял и протер очки, снова водрузил их на нос и лишь после этого продолжил свою мысль: — Как и всякий, даже признавшийся, шпион, он пытается спрятать какую-то ниточку от клубка…
— …Который должен будет где-то и когда-то размотаться?
— Да. И если мы эту ниточку не поймаем, она еще когда-нибудь себя покажет.
Кленов промолчал.
— Ниточка, ниточка… — притворно ворчливо проговорил Родин. — Что это я портновской терминологией пользуюсь? Давайте-ка разберемся в фактах.
— Пожалуйста, товарищ полковник. Мы с вами искали троих?
— Троих!
— Мы их и нашли: первый — Грубер, второй — убитый, третий — Будник.
— Значит, по-вашему, все в порядке?
Родин остановился перед Кленовым и не то удивленно, не то сердито посмотрел на него.
— В том-то и дело, что не все в порядке, товарищ полковник. Оказывается, существует четвертый, вернее, первый!
— Ну вот, это — другое дело, — сказал Родин и снова зашагал по комнате. — Вы в этом убеждены? — спросил он после минутной паузы.
— Убежден! — ответил Кленов.
— Так-та-ак… — протянул Родин. — Я тоже. Давайте попробуем дорисовать картину, часть которой скрыл от нас Гостев-Будник.
— Разрешите, товарищ полковник, я попробую…
Родин сел за стол, прикрыл глаза и приготовился слушать.
Капитану Кленову все остальное, скрытое Будником, представлялось так.