Арсений кивает. Вентель рассуждает правильно.
– Без шансов, стало быть?
На сковороде шипит яичница. Теляев разводит руками:
– Прости, Иваныч. Похоже, что без вариантов. Я ж примерно представляю, куда тебе деньги нужны. Мой тебе совет. Забей. Не надо. Ты ж потом не выплатишь эту сумму. Если у кого-то и возьмешь, особенно из наших, – тебе потом конец будет. Подумай сто раз.
– Не могу забить, Вень. Никак не могу. И все уже обдумал. Ладно, спасибо, что выслушал.
Арсений встает, жмет на прощание руку Вентелю и выходит на лестничную площадку. Здесь силы его покидают окончательно, он прислоняется к стене и тихонько сползает на пол. И долго сидит, глядя в пустоту подъездного окошка.
Арсений возвращается домой. Включает свой старенький компьютер, тот надсадно жужжит, пиликает, через пару минут загружается. С экрана древнего ЭЛТ–монитора на Арсения смотрит красный спортивный «Мерседес». Это еще Витька заставку сделал. Давным-давно. Так и осталась.
Арсений открывает «Авито». Там у него даже есть личный кабинет – весной продавал резиновую лодку, пришлось завести. Объявление в раздел «Недвижимость». В одной из папок с фотографиями находит фотку дома. Сделана летом два года назад. Только обновил краску на стенах и ставнях. Стены темно-синие, ставни белые, дом увит плющом, из сада выглядывают две березки и рябина. Сейчас краска уже выцвела и местами облупилась, но надо же завлечь потенциального покупателя.
Долго думает над разделом «Описание». Наконец просто указывает: «Продается дом. СРОЧНО!». Ставит цену – шестьсот пятьдесят тысяч. Потом меняет на шестьсот семьдесят – нужно оставить запас для торга. Тянет указатель мыши к кнопке «Разместить». Сердце неприятно бухает где-то в горле. В этот момент Арсений понимает, что решение это было принято уже давно, оттого сейчас далось так легко. Все его потуги взять кредит, занять у старых знакомых и барыг, это лишь попытки оттянуть окончательное принятие неизбежного решения.
Кликает.
Всё.
Становится душно. Невыносимо душно. И хочется скорее уйти. Точно после размещения объявления, этот дом уже перестал быть его, а стал чьим-то. И находиться здесь не приятно. Арсений встает, не выключая компьютер, натягивает куртку, выходит во двор. Небо затянуто серым, тихо, только слышно где-то на соседней улице смеются дети. И одиноко кричит невидимая птица.
Арсений выходит за ворота, идет переулком, сворачивает к реке. Проход между двумя огородами зарос дурной крапивой почти в рост человека. После вчерашнего дождя еще сыро, кроссовки намокают. Арсений идет дальше, мимо полуразрушенной бани, заброшенного магазина, выбирается пригорком на ржавый мост. Стоит там минут пять, глотая холодный ветер и глядя, как прорывается сквозь трубы под насыпью-переездом темная речная вода. Потом идет вдоль берега. За насыпью берег обрывистый, дыбится круто, осыписто. Потом выпирает островком с криво растущими березами, а дальше сбегает в пологую низину. Здесь тропинка обрастает коноплей, чертополохом и конским щавелем. Сухие колючки липнут к брюкам.
Арсений проходит мертвый тополь, уныло раскорячивший голые ветки по левую сторону от тропинки, потом сворачивает в одному ему приметном месте, и идет к реке, скрытой за густой ивовой уремой. Поодаль темнеет сосновый бор, между ним и рекой – несколько вразброс стоящих деревьев, точно солдаты, отставшие от войска после переправы. У крайней из них, в зарослях лопуха и мать-и-мачехи, Арсений находит пенек, выкатывает его к воде. Специально здесь его оставил когда-то, потому что любит приходит сюда порыбачить. Вета здесь чуть раздается в берегах, а берег образует впадину, будто какой-то гигант ложкой отковырнул себе кусочек. Образуется заводь. Довольно глубокая. Окуни и лещи здесь попадаются отличные.
Но сегодня Арсению просто хочется посидеть одному и вдали от всего. В том числе, от его дома. Ставшего в один клик чужим.
Возвращается домой к обеду. Готовить совершенно не хочется. Находит в шкафу лапшу быстрого приготовления, заливает кипятком. Режет остатки колбасы. Надо бы сходить в магазин. Потом, позже.
Набирает номер Людмилы.
– Арсений Иванович, как ваши дела? – голос у Людмилы чуть подрагивает. Видно, на нервах из-за дочери.
– Мои ничего. Как сама–то? Как в школе дела?
– А что в школе… Все нормально, учу наших балбесов. Хотя, знаете, мое ощущение такое, что учить их все труднее и труднее.
– Ну да. Будто бы они все меньше и меньше понимают – для чего им нужна учеба.
– Вот именно. Обидно, Арсений Иванович. Но нужно работать. До пенсии еще далеко. Вы-то не хотите к нам назад?