- Я козлов не люблю, - сказала она невозмутимо. – Слабаков тоже. Ты не слабак?
- Нет, конечно!
- Не верю. Два дня кругами вокруг меня ходишь, а заглянул только сегодня.
- Ты что, видела, как я ходил?
- Ага. И знаю, зачем. Все вы одинаковые.
- Не все, - обиделся Костя, потому что наверняка она сравнила его с конопеевскими козлами.
- Не слабак? Докажи.
- Легко!
Вся она была в его руках - горячая, крепкая, дивная. От неё пахло чем-то густо-хвойным, страстным, настоящим. Вот только от поцелуев она уворачивалась и больно упиралась коленками.
- Докажи, - повторяла она.
Её ясные глаза в колючих ресницах смотрели властно и прямо. Костя спросил:
- Что надо делать?
- А вот в то окошко загляни – что там за гости?
Она указала на подсвеченные изнутри полосатые шторы.
- Легко, - повторил и Костя.
- Мне отсюда видно, дойдёшь или нет. Если заглянешь туда – дам.
Такое простое, грубое решение вопроса сначала Костю огорчило, потом обрадовало. Ему хотелось, конечно, чтоб всё у них случилось красиво, самозабвенно, само собой, зато теперь никакие церемонии не нужны. Раз девушка простых нравов, то и делать нечего.
Инесса ещё раз пихнула его круглым коленом:
- Ну что, пойдёшь?
- Пойду.
- Так иди! И не лезь поцелуями - стукну. Рука у меня тяжёлая! Вот вернёшься, тогда можно будет.
- А не обманешь?
- Сказала, дам, значит, дам.
Ночь оказалась куда темнее, чем думал Костя, когда сидел в у Каймаковых в избе. Ещё и похолодало. Но как раз этого Костя не чувствовал - он весь горел. Ему даже казалось, что стылый воздух колеблется от соприкосновения с его жарким лицом, а изо рта вот-вот повалит пар, как зимой.
«Вот она, женская психология, - думал он, продираясь сквозь бурьян. – «Все вы одинаковые»! Уж кто одинаковый, так это они - хотят, чтоб ради них совершали подвиги. Даже кувалда Шнуркова туда же! Заставила меня крапиву вытаптывать (кстати, это где-то рядом, надо поберечься). И чего это ради я вчера до ушей обстрекался? Зачем мне Шнуркова? Вот теперь игра стоит свеч. Какая ночь! Ни луны, ни звёзд. «Бездне нету дна». Стихи я, конечно, переврал, и всё равно хорошо…»
Из окна Каймаковых загадочный полуподвал казался совсем близким. На деле даже напрямик Косте пришлось идти минут десять. Огородами он добрался и до забора, в котором нашлась дыра, и до крапивы. Отсюда он двинулся гусиным шагом, держась ближе к кустам. Кусты кололись не хуже крапивы.
У самого дома он выпрямился и помахал рукой в темноту. Видит ли его Инесса? Страшно далеко светится её окошко, но она должна сидеть там и смотреть, раз сама этого хотела. И вот он здесь. Теперь осталось только встать на карачки и подобраться к страшному окну, занавешенному полосатым. Но как туда заглянуть?
Костя по-пластунски прополз вдоль стены и окна, приминая холодную траву. Шумели в темноте невидимые деревья, и от этого казалось, что рядом кто-то ходит.
Подобравшись к нужному окну, Костя ничего не увидел: полосатые шторы были сдвинуты старательно, нигде ни щёлочки. Только у самого края остался зазор между тканью и рамой, и Костя устремился к этой дыре. Он так осмелел, что почти прижался лицом к стеклу.
Вот это да! Перед Костей открылся вид полуподвала сверху – окно-то было под самым потолком. Над шнуре висела слабенькая энергосберегающая лампа. Сначала Костя разглядел лишь угол стола.
Похоже, Робинзон только что отужинал и убраться не успел. Натюрморт на столе, залитый мертвенно-серым светом, показался Косте на редкость противным, хотя у него самого случались трапезы и похуже. Робинзон снова налёг на ставриду - в консервной банке остался недоеденный кусок болотного цвета. Он хорошо сочетался с зеленоватой краюхой хлеба, которая лежала рядом. Пил Робинзон какую-то крем-соду из алюминиевой банки. Крупная луковица со следами зубов напоминала о скудном рационе Буратино. Крем-сода с луком – невкусно!
Костя поморщился и стал разглядывать дальние углы подвала. Сначала он решил, что там ничего нет, кроме пыльного хлама. Однако немного сдвинувшись влево, он вздрогнул; холодный ком родился в груди и тут же ухнул вниз, хотя лежал Костя горизонтально. Пришлось часто поморгать, а затем широко открыть глаза, чтобы убедиться: нет, это не обман зрения . В глубине комнаты на корточках сидит человек!
Был этот человек нестар, довольно ладен, темноволос, в каком-то сером свитере. Перед ним стояла обыкновенная табуретка. Незнакомец – Костя перестал звать его Робинзоном из-за отсутствия бороды и
мехового колпака – пристально глядел на ровные невысокие столбики, аккуратно расставленные на табуретке. Что это такое?
Вначале Костя решил, что незнакомец сам с собой играет в самодельные шашки. Но человек в свитере, подумав, сначала поставил один столбик на другой, потом передвинул ещё два и вдруг растопыренными пальцами разрушил всё сооружение. Теперь перед ним возвышалась гора крупных монет.
«Золото!» - догадался Костя.
Хотя свет лампы был тщедушен и перевирал все цвета в сторону зеленого, блеск монет выглядел солидно. И потом, неужели человек в свитере стал бы любоваться какой-то ерундой с таким счастливым лицом? Если только он не сумасшедший…
От этой мысли Косте стало неуютно. Сырая земля неприятно холодила снизу.
Костя собрался встать и вернуться к Инессе (пусть выполняет уговор), но вдруг ему показалось, что кто-то ступает совсем рядом. Осторожно ступает, скрытно. Не ветер - чьи-то ноги тихо шуршали травой, совсем высохшей к августу.
Шаги приближались к Косте из-за угла дома. Насколько мог, Костя вжался в землю, нагнул над головой увядшие стебли и закрыл глаза. Самому себе он казался теперь невидимым, но сердце всё равно жарко колотилось и лезло в глотку.
«Уйди, уйди! – заклинал Костя того, кто неумолимо приближался. – Меня здесь нет. Хотя стоп… Какой же я дурак: голова в кустах, а ноги в белых кроссовках видны за версту! Лежу, как страус, зарывший башку в песок. Что теперь, бежать?»
Он приготовился удирать, но неизвестный соглядатай вдруг перестал хрустеть травой. Он остановился, стал топтаться на месте. «Сейчас он за углом, на заднем крыльце, - догадался Костя. – Похоже, лезет в дверь? Точно, это дверь скрипит. Ага, войти не посмел! Уходит, несолоно хлебавши. Так ему и надо!»
Шаги смолкли за домом. Костя вскочил и бросился бежать огородами. Обратный путь оказался ещё длиннее. Костя заблудился и долго проплутал в темноте. Когда он вышел к деревне, темнота сделалась кромешной. Окно в избе Каймаковых не светилось.Что это значит? Инесса легла спать?
Перед Костей тут же возникла невыносимо соблазнительная картина. Он стал стучать в дверь сначала тихонько, потом всё громче и настойчивее. Ответа не было. Костя приложил ухо к замочной скважине, но услышал лишь тихий шорох древоточца, который неумолимо орудовал где-то рядом, в глубине столетней двери.
- Инесса! – позвал Костя.
Его голос прозвучал жалко и растаял в тишине безответно.
«Что ж, продолжим практикум по женской психологии, - сказал себе Костя с надменной улыбкой, которую никто не мог разглядеть во тьме. – Вот так они нас и обманывают. Какого чёрта я ползал вокруг этой дурацкой дачи, где меня вполне могли прибить? Чего я достиг? Никто ничего мне не дал. Даже спичками я не разжился».
С досады он так сильно лягнул Инессину дверь, что древоточец смолк. Оставалось одно – бесславно вернуться домой.
Костя шагнул к калитке, но вдруг почуял приятный запах дыма. Он обогнул избу и понял, что дымит банька в огороде Каймаковых. И окошко там светилось - слабо, но хорошим, уютным, густо-жёлтым огоньком.
«Должно быть, старуха вернулась с посиделок, - догадался Костя. – Чёртова ведьма! Пойти хоть спичек у неё взять».
Дверь в баньку оказалась приоткрытой. Костя злился на весь Копытин Лог. Ему было плевать, что его вторжение неприлично. Он, правда, постучал о дверной откос, но звук вышел глухой, пустячный.