Думал я думал, что делать, и пошел на поклон к коллегам. Свои все же, должны понять. Ребята покочевряжились, а потом отвалили мне все-таки парочку вшей. Я им, как родным, обрадовался. Запустил в скляночку из-под таблеток — устраивайтесь, милые!
Пришел домой, еле плетусь, по сияю. Говорю корешу:
— Эй, Косю, выше голову! Я вшей раздобыл!
А он с голодухи едва языком ворочает:
— Оно, конечно, здорово, только разве мы продержимся, пока они размножатся?..
Сейчас я объясню, в чем дело. В старину нищие, если совсем туго приходилось, кровь сдавали. Теперь эта дрянь никому не нужна: химзаводы давно наладили массовое производство отличнейшей синтетической крови. Качество — наивысшее. Как известно, кровь для вши, что хлеб для человека. Ну, наш брат смекнул, что к чему. Мы вошек этих самых больше родных детей любим. Плохо им, бедным, приходится. Блох и клопов, например, начисто вывели, потравили ядохимикатами. Стали к вшам подбираться, но тут выяснилось, что они для науки ценность имеют. Опомнились, туда-сюда, а их почти и не осталось. Только в Японии и в некоторых районах Индии еще водится это редкостное насекомое. Чья тут заслуга? Нас, нищих! Выходили мы их, тут и спорить нечего. Вволю попили они нашей кровушки. Вошь, она не дура, искуственную кровь жрать не станет. Небось, человеку мясо тоже вкусней какого-нибудь там эрзаца. И потом, всякой божьей твари душевность нужна, забота, человеческое тепло. А уж мы их жалеем, будьте спокойны! И им хорошо, и нам, бизнес хоть вшивый, не очень-то трудный, но все же. Значит, и мы толкаем науку, способствуем прогрессу. По-интеллигентски выражаясь, нищий — это вшепитомник и главный поставщик университетских лабораторий, работающих над проблемой вшей.
Правда, нас в этом бизнесе здорово облапошивают. В последнее время вши начали входить в моду. В Западной Европе и Америке миллионеры за большие деньги покупсиот красных, зеленых, розовых и леопардовых вшей, выведенных путем скрещивания. Их держат в коробочках с увеличительным стеклом. Они теперь вроде домашних животных. Раньше у людей собака в почете была, но собачьи времена прошли. Я сам читал в одной газете, в разделе светской хроники, статью под заголовком «Вошь — друг человека». Все это хорошо. Плохо одно: университетские лаборатории покупают у нас товар за бесценок, а продают за бешеные деньги. Пара леопардовых вшей, например, стоит столько же, сколько крупная жемчужина. Что поделаешь, не нам тягаться с настоящими бизнесменами!
Я осторожно вытащил насекомых из скляночки и собирался сунуть их за пазуху. Мы с корешем до того обалдели от радости, что не обратили внимания на приближающийся шум. И вдруг, когда уже барабанные перепонки лопались, он заорал:
— Атас! Санитарный автомат!
Нахальные электронные буркала автомата смотрели прямо на нас. На боку у него поблескивала свеженькая надпись «За чистоту в городе!». Он, кажется, сразу догадался о степени нашей чистоты и направил на нас шланг. Струя отвратительного белого порошка обдала нас с головы до ног. Так и есть — ядохимикат!
Я завыл от отчаяния.
Бедные букашки дернули пару раз лапками и застыли.
Кореш в бессильной ярости погрозил кулаком удалявшейся машине:
— Зараза проклятая! Не только над людьми издеваются, но и ни в чем не повинные твари им помешали! Убили нашу последнюю надежду!..
Я рыдал, как ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. А Косю, от огорчения что ли, включил на полную громкость магнитофон. «Господа хо-рошие!» — завыла пленка.
И тут произошло нечто странное. У самой двери нашей трубы завертелся какой-то вихрь, что-то взорвалось ухнуло, и видим мы — валяется машина, похожая на мотороллер. Потрепанная, помятая. А рядом стоит парень с виду интеллигентный такой, а рожа белая, как мел — перепугался очень.
— Ой, ой, гусь! То есть гость! — завопил Косю и бухнулся ему в ноги.
Я тоже начал кланяться, а магнитофон надрывался: «Подайте милостыньку сирому, убогому!»
Тут гость замахал руками:
— Нету, нету, я тоже нищий!
— Вот тебе и на! — разочарованно пробормотал мой напарник. — Эй, Сенсю, выключи-ка магнитофон, а то лента изнашивается.
— Как вы сдес поживаете? — спросил пришлый.
— Хреново, — ответил я. — Скоро концы отдадим.
— А что это ты чудно говоришь? — спросил Косю.
— Чудно? — повторил парень и ткнул пальцем в разбитую машину. — Машина времени. Я из будущего, пятьсот лет.
Мы свистнули и переглянулись — ну и дела! Выходит, через пятьсот лет тоже нищие будут?!
Человек из будущего продолжал с жаром:
— Нищие были, есть и будут! Родиной нищих являет Египет. Первые эксемпляры появились в шетвертом столетии до нашей эры. История нищих охватывает тесять тысяш лет, пошти столько же, сколько история шечеловешества. Шитайте шеститомник, исдание последнее, испраленное и дополненное, «Прогрессивная роль нищих в обесьяниванни шеловека», а также популярную брошюру «Нищий, не ешь мыла! Мыло, принятое внутрь, рaccтраивает систему пищеварения»…
Мы почувствовали настоящую гордость. Еще бы, оказывается, про нищих даже книги пишут! Хорошо бы поскорее превратиться в обезьяну…
— А сам-то ты откуда? Из Египта? — спросил Косю.
— Нет, я японец и говорю на правильном японском ясыке двадцать шестого века, претерпевшем существенные исменення под влиянием родственного японскому марсианского нарешия. В университете я прослушал курс лекций по сравнительному межпланетному ясыкоснанию… — он вдруг приуныл. — Да, коншил университет, а тепер вот нищенствую…
— Ну и счастливчик ты, брат! — сказал Косю, даже не пытаясь скрыть зависти. — В университетах учился! Нищий с высшим образованием, владелец машины времени. Вот это прогресс!
Но парень только сплюнул.
— А што толку-то? Обрасование, машина, а жрать пешего. И работы никакой.
Известное дело — нищий есть нищий. Доживи он хоть до тридцатого века, а все про кусок хлеба толковать будет…
— Послушай, — сказал я, — давай загоним твою карету, а? Сейчас ведь таких еще нет. Интересно, сколько за нее можно рвануть?
Он покачал головой:
— Нишего не выйдет. Я ее на свалке подобрал. Целый месяц бился — шинил. А теперь все — мотор сгорел. Одна ей дорога — обратно на свалку.
Мы приуныли. И гость приуныл, понял, что дела наши из рук вон плохи.
— Послушай, — пробормотал Косю, — ты лучше уходи из нашего района. Мы вдвоем тут с голоду подыхаем, так куда же еще третьего!
— Ладно. Но я хотел вас об одном одолжении попросить… — глаза у него засверкали. — Вы тут песню одну самешательную пели. Нелься ли еще рас послушать?
Косю выпучил глаза:
— Какую песню?… А-а, ты, наверно, про это — «Господа хо-рошие!?»
— Да, да! Гениальная песня! Шедевр лирики нищих.
— Какая там песня, «Плач» это, — сказал Косю, включая магнитофон.
Как только зазвучала печальная мелодия, парень начал всхлипывать и царапать себе грудь.
— О-о, какой напев! Сколько экспрессии! Так и берет са душу! Ой, не могу! Это вы сошинили, да?
— Ты что — спятил? — Косю расхохотался. — Это знаешь, какая старина! А сочинил «Плач» один знаменитый японский нищий. Записал на магнитофон и одалживал собратьям за небольшую мзду. Он уже давно помер. Никто не может повторить этой мелодии. Так что сними шляпу, друг! Впрочем, ее у тебя нет…
Парень театрально воздел руки к небу:
— Преклоняюсь и восхищаюсь! Вот она, сила традиций! Бес народных традиций искусство мертво.
Я даже рот разинул:
— Чего? Разве это искусство?
— Конешно! Подлинное высокое искусство! Из таких рот плашей родилась японская народная песня. Я исущал этот вопрос. Слышали вы, например, такую песню:
Разумеется, мы не слышали. А кореш прервал его довольно грубо:
— Пой не пой, а толку все равно никакого. В наше время людям искусство до лампочки.
— Вы ошибаетесь! — взволнованно перебил его гость. — Все дело в форме. Форма, расумеется, может устареть. Но дух, традиция остаются. Традиция — квинтэссенция любого вида искусства. Эту квинтэссенцию надо вдохнуть, как душу, в новое тело. Понимаете?