И вдруг на соседней поляне, ярко освещённой солнцем, появились японские солдаты. Маленькие, коренастые, в мундирчиках цвета хаки, в фуражках с красными околышами, в ботинках с обмотками, они отрабатывали строевые приёмы, маршировали с пением, похожим на мяукание. Ребят это насмешило, и, спрятавшись в зарослях леспедецы, они дружно начали мяукать, передразнивая солдат.
Реакция японцев оказалась неожиданной: повинуясь возгласу офицера, они сдернули с плеч карабины и открыли огонь по кустам. Ребята в ужасе бежали из виноградника. Только у палаток перевели дух. Никто, к счастью, не пострадал. Но вид был перепуганный.
- Что с вами случилось? - спросил Никвас (такую кличку получил Николай Васильевич Кузнецов, едва колонистам стало известно его имя).
Мальчишки нехотя рассказали.
- Сколько их было?
- Много! И все с оружием, - отвечали ребята. - Николай Васильевич, а почему они тут... маршируют? Кто им разрешил? Это же наша земля! Владивосток же русский город!
Учитель помедлил с ответом.
- Да, русский. Но сейчас в городе, наверно, власть слабая, вот они без разрешения сюда и пришли. Вам лучше с ними не связываться.
Но и японцы старались не связываться с Американским Красным Крестом. Однажды со Второй Речки в город колонистов подвёз на телеге с сеном какой-то крестьянин.
- Садитесь, ребята, телеги-то не жалко, - сказал он, - главное, мимо японского поста проехать.
- Проедем, дедушка, с нами не пропадёшь! - важно сказал Аякс.
Завидя японских солдат у шлагбаума, мальчики хором прокричали: «Дзыс ис Эмерикэн Рэд Кросс!». Японцы дружелюбно сделали ручкой, мол, проезжайте. Проехали. А у крестьянина того в сене было припрятано оружие для владивостокских подпольщиков.
- Ну и молодцы же вы, ребята, - радовался дед, - без вас я бы не проехал.
Так ребята, сами того не зная, малость пособили революционерам.
Второреченская группа стала жить в казарме, относительно комфортабельной, то есть имеющей электричество и водопровод. Это было длинное одноэтажное кирпичное строение, разделённое тамбуром на две половины. В одной помещались девочки, в другой - мальчики. В тамбуре находились комнаты для воспитательниц. Спальни отделялись от столовой, служащей одновременно и комнатой для занятий, деревянной перегородкой, не доходящей до потолка. В спальнях топчаны стояли тесно и отделялись друг от друга только шкафчиками больничного типа, табуретов не было. Все топчаны были покрыты тёмными байковыми одеялами. Для утепления стены завесили такими же одеялами, на которых колонистки прикрепили дорогие для них фотографии. В столовой были поставлены длинные некрашеные дощатые столы на козлах и скамьи. Лазарет и кухня помещались в отдельном здании.
Колонисты приехали во Владивосток как раз к началу занятий - был конец августа. В городе были две женские гимназии - Зелёная (на улице Суйфунской) и Коричневая (на Пушкинской), получившие свои названия от цвета ученической формы. Девочек устроили в Коричневую, мальчиков разместили в различные учебные заведения - коммерческое, реальное и другие.
По приезде пережили несколько эпидемий. Первой была инфлюэнца - следствие вагонной скученности и сквозняков. Эпидемия № 2 - писание дневников. Собственно, их начали писать ещё в поезде. В них отражалось всё: и каким был сегодня обед, и каковы цены на продукты на станциях, и дорожные впечатления, ну и конечно, love story! Эпидемия № 3 - так называемая «летучая почта»9. Для более близкого знакомства друг с другом у колонистов появилась потребность в «обмене мыслями». С утра до ночи носили из комнаты в комнату записочки приблизительно одинакового содержания: кто ты, откуда, какие у тебя мечты, не хочешь ли со мной дружить. Этому занятию предавались с увлечением. Четвёртая эпидемия - многие девочки, решив непонятно кого «поразить», а скорее всего от нечего делать, коротко остриглись a' la garson.
У девчонок над кроватями висели открытки с цветочками, кошечками, фото звёзд немого кино и знакомых мальчиков, на тумбочках засохшие цветы, флакончики, и только у Лены ничего этого не было, над её головой была приколота репродукция картины Александра Иванова «Приам, испрашивающий у Ахиллеса тело Гектора для погребения», а на тумбочке стоял маленький бюст бородатого слепца - по слухам, Гомера.
Из дневника Лены Берёзкиной:
«Уже ноябрь. Ездить в гимназию стало очень неприятно. От вокзала до Коричневой гимназии далеко - нужно долго идти по Светланке, потому лютеранской кирхи подниматься на Пушкинскую. Туда ещё ничего, а обратно! Выходишь из гимназии - уже темно, осенняя слякоть, холодно... Часто дождь и снег всё вместе... Ноги промокают, кругом обдувает... Бежишь, бежишь - и всё еще далеко. По всей Светланке растягивается длиннющая цепочка колонисток в клетчатых пальто и вязаных шарфах. На вокзале приходится долго ждать поезда; полутьма; колонистки приткнутся на скамейках и дремлют или бродят уныло по платформе...
9
Временно организованная почта для быстрой передачи распоряжений и донесений во время войны.