Девушка назвала себя, и мадам явилась к ней собственной персоной и приветствовала с наивозможной любезностью.
— О, теперь я понимаю, — говорила мадам, мешая французские слова с английскими, которые она порядком коверкала, — почему мсье так настаивал, чтобы платья для вашей милости были выбраны самые лучшие! Вы очень красивы… и вам подобает носить все самое элегантное!
Эйлида улыбнулась в ответ на комплимент и объяснила:
— Мой муж заказывал платья в большой спешке. Я хотела бы посмотреть, что еще есть у вас, и выбрать сама.
Мадам Бертен пришла в восторг и, когда принесли платья и материй всех видов и оттенков, не уставала повторять:
— Вот это понравится мсье! Эт-то платье сделает вас неотразимой для мсье!
Эйлида выбрала было ярко-зеленое платье, но мадам Бертен всплеснула руками в полном ужасе.
— О нет, нет! — твердила она. — Эт-то не для вас! Мсье не одобрит! Он поссорится со мной, если я позволю вам купить это!
«Вечно этот Доран!» — с досадой подумала девушка, но при этом убедилась, что трудно найти платье, которое бы совсем не походило на уже купленные для нее «вечно этим Дораном».
Наконец уже в отчаянии, она заказала платье, еще не вполне дошитое. Мадам Бертен заверила ее, что к вечеру все будет сделано.
Платье оказалось немного более изысканным и нарядным, чем те, которые у Эйлиды уже были.
А что, если Доран его не одобрит?
Но в конце концов, не станет она делать все только по его указке! Почему бы ей не одеваться так, как она сама желает?
Эйлида заглянула еще в два или три модных магазина и не могла удержаться, чтобы не зайти в книжную лавку.
Она обнаружила книгу в необычайно красивом переплете, в которой были описаны самые замечательные в архитектурном отношении здания Англии, в том числе, разумеется, и Блэйк-холл.
Ей пришло в голову, что Дорану понравился бы такой подарок. Заплатить за книгу придется, увы, его собственными деньгами, но надо надеяться, он не посетует на такую вольность.
Книга была очень дорогая; Эйлида попросила ее завернуть и взяла с собой.
Пусть это хоть отчасти смягчит то обстоятельство, что до сих пор она была только «берущей», но не «отдающей».
Доран, вероятно, поймет, что ей станет легче, если она сделает ему подарок. Когда-нибудь — к сожалению, неизвестно когда — она вдруг да вернет ему эти деньги.
Эйлида вернулась на Беркли-сквер и в одиночестве съела второй завтрак.
Ее заинтересовала купленная книга, и она решила ее почитать. Но сначала, наверное, стоит сделать дарственную надпись; девушка села за письменный стол и написала на титульном листе:
«Дорану — первый подарок от Эйлиды».
Ожидая, пока высохнут чернила, она вдруг подумала: а что, если написать иначе — «С любовью от Эйлиды»?
Но это было бы неправдой, само слово «любовь» никогда не было сказано между ними.
До знакомства с мадам Бертен Эйлиде никогда не приходило в голову, что раз Доран так хорошо разбирается в дамских туалетах — о чем мадам твердила неустанно, — значит, в его жизни было немало женщин.
Теперь она вдруг подумала об этом, и была буквально потрясена.
Впрочем, до чего же она глупа!
Само собой понятно, что английский джентльмен, привлекательный внешне, отличный наездник да к тому же очень богатый, должен иметь успех у женщин.
Дэвид, например, с невероятной выразительностью живописал, как его обольщали в Лондоне. Но Дэвид еще очень молод, а у Дорана за те десять лет, что разделяли его и Дэвида, ясное дело, было немало романов.
Соображения такого рода раньше просто не приходили в голову Эйлиде, но теперь невероятно взбудоражили.
Что, если Доран, безразлично относится к ней просто потому, что она менее привлекательна, чем другие его женщины? А может, он и сейчас любит другую?
Может, именно у этой другой он был вчера и вообще ради нее; вернулся в Лондон?
Если все это не связано с другой женщиной, почему он так скрытен?
Проще простого было бы сказать, что он должен уехать из Лестершира в связи с неотложным делом. Она бы это поняла, ведь он говорил, что нажил состояние благодаря торговым операциям.
Если он вернулся ради женщины, он не сказал бы правды, не захотел бы, чтобы Эйлида узнала, кто эта женщина.
Эйлида ходила взад и вперед по библиотеке, гадая, как выгладит эта неведомая женщина и настолько ли она хороша, чтобы Доран никогда не мог ее забыть.
Эйлида находилась в полном одиночестве, и воображение ее разыгралось не на шутку — она словно грезила наяву.
Она придумывала множество историй, в которых Доран был увлечен, очарован и покорен прекрасными женщинами, нисколько не похожими на нее самое.