Она вскрикивает. Я не знаю, от удовольствия это или от боли. Я действую инстинктивно, движимый таким первобытным влечением, что оно борется со мной за контроль.
Блядь.
Я чёртово животное. В этом есть сила, но также и беспокойство. Дискомфорт. Страх перед тем, кто я есть, перед тем, что вонзило свои когти глубоко в моё сердце. То, о чём я стараюсь не думать, если в этом нет необходимости.
Так проще.
Я не такой уж злой. Пару дней после этого она будет неуверенно ходить, но я подарю ей последний подарок на память обо мне.
Скользя одной рукой вниз по её бедру, я провожу по её гладкой коже в ложбинку между бёдер, где нахожу её мокрое влагалище. Его влажность — мой единственный признак искупления.
Она может притворяться испуганной и удивлённой, но её тело говорит правду. Ей это чертовски нравится.
Когда кончик моего пальца касается её увеличившегося клитора, она стонет, резкий звук вырывается из глубины её горла. Я не единственный, кто здесь становится первобытным.
Я тру клитор кончиком пальца, быстро и жестко, так же, как и мой трах. Она дрожит, её дыхание затруднено, и внезапно, с криком, она напрягается. Каждый её мускул напрягается, когда она сжимается вокруг меня.
Иисус, блядь, Христос. Это, пожалуй, самая сексуальная грёбаная вещь, которую я когда-либо видел.
От этого невозможно удержаться. Когда она взрывается, мои яйца сжимаются, и покалывание, сигнализирующее о скором освобождении, становится слишком сильным, чтобы я мог сдерживаться. С рёвом я вхожу до упора и удерживаю себя там. Я кончаю так сильно, что можно подумать, я выворачиваюсь наизнанку.
Может, это из-за обстоятельств, а может, просто из-за неё, но я не могу вспомнить, когда в последний раз кончал так сильно.
Опираясь всем весом на лицо и предплечья, она задыхается, втягивая воздух с хриплыми всхлипами. Я был слишком жесток с ней? Чего она, блядь, ожидала за то, сколько мы за неё заплатили?
Кроме того, она кончила, как чёртов товарный поезд. Ей это вполне понравилось. Чёрт, она дрожит достаточно сильно, чтобы доить мой член до сих пор. Я держу её за бёдра, чтобы она не могла оторваться от меня, пока я не буду готов, но она сопротивляется, как будто всего этого вдруг стало слишком много.
— Оставайся там, где ты есть, — рычу я, потому что здесь всё под контролем. — Ты никуда не пойдёшь, пока я не скажу.
Резко вздохнув, Воробышек напрягается. Можно подумать, я только что ударил её или что-то в этом роде. Какого хрена?
5. То, что было потеряно, найдено
Хонор
— Килиан?
Я думаю, это только мой разум шепчет имя, которое так настойчиво звучит в моём сознании, но когда мужчина позади меня замирает, я понимаю, что мои губы произнесли то же самое.
Это он. Мой сводный брат. Мальчик из моего прошлого, который жил только в моих воспоминаниях с тех пор, как моя мама увезла нас из Монтгомери-хауса посреди ночи и никогда не оглядывалась назад.
Мужчина, повторяющий фразу, которую его жестокий отец произносил снова и снова, когда хотел убедиться, что никто не посмеет перечить его желаниям или выйти из-под его контроля. Мужчина с такой же походкой, таким же пронзительным взглядом, с такими же губами глазами, которые то улыбаются, то насмехаются, как у его жестокого отца.
Так много сходства, которого я до сих пор не замечала.
Когда я оглядываюсь через плечо, лицо Килиана расслаблено, и я не уверена, от облегчения это или от шока. Услышал ли он меня?
Он выходит из меня, оставляя после себя пустоту, которая больше, чем просто физическая.
— Откуда ты знаешь мое имя? — шипит он, отстраняясь с таким самообладанием, что нет никаких признаков разрядки, которую он только что испытал, или напряжения, которое потребовалось, чтобы достичь этого. Как это возможно, когда моё тело изнемогает от удовольствия и нервного истощения?
Я хочу сказать ему, что знаю не только его имя. Мужчина, который пользовался моим ртом, и мужчина, который лишил меня девственности, также мои сводные братья. Лайл и Нейт. Неужели это они?
Конечно, это так и есть.
Теперь, видя это, я не понимаю, как я не осознавала этого раньше.
Но из-за моей тревоги, боли и удовольствия мне потребовалось слишком много времени, чтобы докопаться до истины.
Я продала себя трем мужчинам, которые когда-то были моими сводными братьями, но то, что они только что отняли у меня, ни один брат не должен отнимать у сестры.
И я не знаю, что делать. В моей голове проносится наша общая история. Дни, которые мы проводили, бегая по парку и играя в прятки, ночи, которые мы проводили в гостиной, смотря детские передачи по большому телевизору. Килиан и его братья были моими друзьями и товарищами по играм. На какое-то время они стали единственными родственниками, которые у меня когда-либо были.