Она собирается войти в лифт, и я бросаюсь догонять её. Я не могу потерять её. Только не снова.
— Подожди! — я подхожу к ней как раз в тот момент, когда двери вот-вот закроются, и просовываю руку между ними. Она испуганно поднимает голову, привалившись к стене. По её лицу текут слезы.
— Хонор. — Так приятно снова произносить её имя после стольких лет, даже если она не смотрит мне в глаза, и это словно нож, вонзающийся мне в живот.
Мне всё ещё снится эта девушка, чаще, чем я хотел бы признать. Каждый раз, когда это происходит, я просыпаюсь с чувством опустошенности, и я всегда лелеял надежду, что смогу увидеть её снова.
Но не так.
— Хонор, прости.
Двери за мной закрываются, и её глаза расширяются от осознания того, что мы заперты в этом маленьком пространстве. Она отодвигается от меня подальше, и нож вонзается всё глубже.
— Ты не можешь уйти, — говорю я. — Мне нужно с тобой поговорить.
Она продолжает смотреть на мои губы, и я знаю, что она думает о том, что мы только что сделали в двадцать восьмой комнате. Что мы с братьями только что сделали с ней.
Когда я представлял, как увижу Хонор взрослой, я думал о ней как о девочке, которая почти стала мне сестрой. Она была моим другом. Но теперь мой член был у неё в горле. Я держал её и смотрел, как мой брат лишает её невинности, и теперь всё совершенно запуталось.
Всё не может вернуться к тому, что должно было быть… но, возможно, я этого и не хочу.
Двери со звоном открываются, но она остаётся неподвижной в своем углу.
— Куда ты идёшь?
Кажется, мой вопрос заставляет её действовать, и, не говоря ни слова, она проскальзывает мимо меня к двери, но я оказываюсь прямо за ней.
— Ты не можешь уйти, — я кладу руку ей на плечо, но, кажется, отчаяние в моём тоне заставляет её обернуться. — Я не позволю тебе уйти. Не в этот раз.
Она позволяет мне отвести её в дальний конец вестибюля, в нишу, где мы сможем уединиться. Я сажусь на край обитой бархатом скамьи и приглашаю её сесть тоже.
— Чего ты хочешь? — спрашивает она. Её слёзы прекратились, но голос дрожит.
Миллион вопросов роятся в моей голове, и все они борются за то, чтобы ответить первым, пока я пользуюсь возможностью изучить её — её хрупкие черты, прекрасную кожу и эти глаза — как я мог не узнать эти глаза?
— Почему ты здесь? Зачем ты это делаешь? — наконец, спрашиваю я.
Она гордо вздёргивает подбородок, и её потрясающие голубые глаза становятся холодными.
— А как ты думаешь, почему?
По общему признанию, это глупый вопрос. Какая ещё причина, кроме денег, могла побудить её пойти на такое соглашение?
— Что случилось? Причина, — спрашиваю я.
— Это не твоя забота.
Мои руки сжимаются в кулаки, и мне приходится намеренно разжать их. Меня убивает осознание того, что Хонор была в таком отчаянии, что пришла сюда… чтобы сделать это… с мужчинами, которых она считала незнакомцами.
Мне нужно знать, что толкнуло её на такой отчаянный поступок, но сейчас не время давить. Если я смогу убедить её придерживаться соглашения, у меня будет время поговорить с ней, когда она не будет так расстроена.
— В любом случае, сейчас это не имеет значения, — произносит она.
Она сломлена, но изо всех сил старается быть сильной. Мне приходится бороться с непреодолимым желанием схватить её в объятия и убежать отсюда, увезти её куда-нибудь и сделать так, чтобы всё было в порядке.
— Я ни за что не соглашусь на это… целый месяц… — она делает движение, чтобы встать, но я хватаю её за руку и заставляю остаться, мои мысли мечутся.
— Что, если мы сократим срок? Вместо месяца, всего неделя, и ты получишь все деньги.
Она смотрит на то место, где я её держу, но я не отпускаю её. Вместо этого я нежно сжимаю её руку и провожу по коже большим пальцем.
Я не уверен, что то, что я предлагаю, — хорошая идея. Не знаю, стоит ли мне заставлять её проводить с нами больше времени, особенно с Килианом, но я просто не могу позволить ей снова ускользнуть.
Она смотрит в потолок, размышляя, поэтому я повторяю свою просьбу.
— Всего неделя, и у тебя будет всё, что тебе нужно.
7. Притворись, что ненавидишь это
Нейт
— Ни в коем случае, черт возьми, нет, — рычит Килиан после того, как Лайл возвращает Хонор и объясняет свою идею. Мой старший брат свирепо смотрит на девушку, но она, очевидно, ничего так сильно не хочет, как уйти и забыть, что это вообще произошло. Лайл — тот, кто хочет, чтобы она осталась.
Выражение лиц моих братьев заставляет меня отказаться от мысли, что, хотя бы на одну ночь я могу освободиться и не быть чертовым миротворцем между ними.