Когда Килиан заканчивает, он приводит себя в порядок и направляется к двери, приглашая нас с Нейтом следовать за ним таким тоном, который даёт нам понять, что он не приемлет возражений.
Когда мы уходим, Хонор сидит на краю кровати, высоко подняв подбородок, смотрит прямо перед собой, стараясь выглядеть равнодушной к обращению с ней моего брата.
— Увидимся завтра, — говорю я ей, желая, чтобы она повернулась в мою сторону.
— Пока, Лайл, — отвечает она, не отрывая взгляда от стены перед собой.
Я неохотно следую за братьями в холл.
— Что всё это значит? — спрашиваю я Килиана, как только мы заходим в лифт.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает он, нажимая на кнопку вызова гаража, хотя мы уже трогаемся с места.
— Почему ты так себя ведёшь с ней?
Мой старший брат смотрит на меня с подчёркнуто нейтральным выражением лица, как будто мы говорим о погоде.
— Ты имеешь в виду нашу девственницу? Я просто взял у неё то, что мы купили и за что заплатили.
— Она для нас нечто большее, и ты это знаешь.
— Что бы ты к ней ни чувствовал, не переноси это на меня. И я бы хотел, чтобы ты помнил, что это всего лишь финансовое соглашение. Не более того.
Он может говорить себе это, но я знаю, что он в это не верит. Я бросаю взгляд на Нейта, который лишь приподнимает бровь, выходя вслед за Килианом.
Вернувшись в Монтгомери-Хаус, я собираюсь немного поработать перед сном, но у Дика-Мудака другие планы на этот вечер. Килиан говорит нам с Нейтом, что он разберётся с папой, и мы направляемся к лестнице, когда старик выходит в коридор.
— Все вы. Сюда. Немедленно. — Он стоит за дверью, ожидая, пока мы втроём пройдём мимо него, как будто мы всё ещё дети, и он только что застукал нас за разглядыванием фотографий обнажённых женщин в Интернете.
— Что происходит, папаша? — спрашивает Килиан, и его небрежный, насмешливый тон дает Дику-Мудаку понять, что ему абсолютно наплевать, что наш папа чем-то недоволен.
— Это действительно хороший вопрос, сынок. — Он делает ударение на последнем слове, как бы напоминая Килиану, кто здесь главный, но на нашего старшего брата это не производит впечатления, и он плюхается на диван у самой дальней от папиного стола стены.
— До моего сведения дошло, что вы трое, ребята, недавно потратили очень крупную сумму, — говорит Дик-Мудак.
Сначала я подумал о пожертвовании Нейта больнице, но оно ещё не было опубликовано. По мере того, как приходит осознание, у меня в животе зарождается страх.
— Что меня больше всего озадачивает, — продолжает Дик, — так это то, почему мужчины Астон — какими бы молодыми и неопытными они ни были — должны платить за секс.
У нас троих есть личные счета. Он не должен видеть, на что мы тратим деньги.
— В чём проблема? — спрашивает он, оглядывая всех нас. — У вас проблемы с выносливостью? Вам обязательно трахать девственниц, которые не почувствуют разницы?
Какого хрена? Независимо от того, какая банковская выписка могла попасть в руки старика, я абсолютно уверен, что на аукционе не было указано «Секс с девственницей».
— Откуда ты знаешь, на что мы тратим деньги? — Нейт никогда не теряет самообладания, но в его тоне слышится тревога.
— Настоящие мужчины должны иметь возможность заполучить любую женщину, какую захотят, — говорит папа. — Это жалко.
Мы все трое пристально смотрим на него, и меня бесят не его обвинения, а тот факт, что он вторгается в нашу личную жизнь.
— Откуда ты это знаешь? — спрашивает Нейт с необычной резкостью в голосе.
— Я должен защищать свои активы, — говорит Дик, заходя за свой стол. — И я сделаю всё необходимое, чтобы обеспечить лояльность семьи. Я всегда присматривал за вами троими.
Килиан встаёт и пересекает комнату, чтобы взглянуть отцу в лицо.
— Мы взрослые мужчины. Что, чёрт возьми, ты имеешь в виду, говоря, что присматриваешь за нами?
Дик лезет в верхний ящик стола и достаёт конверт. Он выкладывает несколько больших глянцевых снимков и раскладывает их на столе.
— Что за хрень?! — Килиан рычит, когда папа поворачивает снимки к нему.
У меня по спине пробегает холодок. Это фотографии из бара отеля. Мы с Хонор. Старый добрый папочка установил за нами слежку.
— Прелестная малышка, — говорит папа, глядя сверху вниз на снимок Хонор, на котором видны её ножки. — Я уверен, с ней было очень весело, но действительно ли она стоила всех этих денег? Это отвратительно — платить за вишенку какой-то юной девушки.