— Оставьте нас в покое, — сказала я.
Карл рассмеялся.
— Давайте сюда деньги, — потребовал он.
— Почему? — Я надеялась, что по голосу они не поймут, что я напугана.
— Если не отдашь, я тебя поколочу, — сказал Люк и усмехнулся.
— Просто отдай им деньги, Сэм, — взмолилась у меня за спиной Мена.
Мальчишка напоминал мне того, что жил напротив моей комнаты в детском доме, и я не собиралась ему уступать. Мне уже до смерти надоели запугивания.
— Нет, — отрезала я.
Он занес руку для удара и при этом немножко наклонил ко мне голову. Я недолго думая схватила его за короткие волосы возле уха и что есть силы дернула на себя. Это срабатывало раньше, сработало и теперь.
— Ай-а-а-а-ай! — закричал мальчишка.
Я не понимала, с чего вдруг эти ужасные мальчишки решили, что могут запугивать меня, достаточно было моих родственников. Я дернула сильнее, и Карл закричал еще громче. Люк с испуганным видом попятился.
Мена теперь, воодушевившись, заглядывала мне через плечо и кричала:
— Сильнее! Дергай сильнее!
— Нет! Не надо. Пожалуйста, не надо! — со слезами на глазах взмолился Карл.
Продолжая держать мальчишку за волосы, я придвинулась к нему вплотную.
— С этого дня ты оставишь нас с Меной в покое, так ведь? Ты меня понял?
— Да, да. Мы не будем вас трогать. Только отпусти, — умолял он.
Для верности я еще раз хорошенько дернула Карла за волосы, отчего тот взревел громче прежнего, и оттолкнула его от себя. Он быстро попятился, схватившись за ухо. Люк побежал следом.
Мена буквально подпрыгивала от радости.
— Нужно было дергать сильнее!
— Нет, этого было достаточно, — сказала я. — Пойдем, нужно же купить молока.
Я чувствовала, что сделала что-то хорошее и важное, попотчевав забияку его же угощением. Теперь я, по крайней мере, знала, что в случае чего могу за себя постоять.
Как ни странно, с тех пор Карл и Люк стали улыбаться нам при встрече и никогда больше не пытались нас задирать.
Когда мы стали ходить в школу, Тара перебралась вниз. Под лестницей было пространство, в которое втиснули односпальную кровать, и Тара теперь спала там. Я заняла бывшую кровать Тары и — о счастье! — могла спать одна, в своей собственной постели. Поскольку Тары уже не было в нашей комнате, мы могли болтать о чем угодно, и — после того как я справлялась со всей работой по дому — наша спальня становилась маленьким убежищем, где мы укрывались от мира. Только когда не было слишком холодно, поскольку наш дом, конечно же, не отапливался. Мать никогда не поднималась на второй этаж, поэтому мы были в безопасности. Но не всегда: бывали вечера, когда Тара приходила к нам спать. Это случалось, когда собственная постель моей старшей сестры была испачканной. Тара не пускала Салима к себе на кровать, потому что тот иногда писался на простыни. Когда такое все же происходило, Тара, покричав на брата, поднималась на второй этаж. Когда старшая сестра приходила к нам в комнату, она сталкивала меня с постели, и мне снова приходилось спать с Меной.
Чтение было для меня всем. Поскольку я держала свои мысли и чувства при себе, в школе у меня никогда не было друзей. Я пряталась от всех в библиотеке и читала волнующие истории о детях, которые объединялись, чтобы доказать взрослым их неправоту. «Знаменитая пятерка», «Секретная семерка»[5], «Нэнси Дрю»[6] и «Отважные мальчишки»[7] были моими любимыми, и я читала все книги этих серий, какие только имелись в библиотеке. Иногда я разгадывала тайну еще до окончания книги и шептала сама себе: «Я знала». Эти книги были для меня убежищем от ужасного мира, в котором мне пришлось жить. Я везде чувствовала себя чужой, и дома, и в школе. Никто не делал усилий, чтобы проявить радушие, никто не помогал мне приспособиться. Я научилась справляться, не питая никаких иллюзий, хотя, если бы не книги, не знаю, как бы я выжила в своем новом доме.
6
Однажды в школе Мена предупредила меня, что сегодня мы начнем ходить заниматься в местную мечеть. Я с нетерпением ожидала начала занятий, надеясь, что они будут чем-то похожи на воскресную школу, потому что Мена сказала, что мы будем изучать духовную книгу. Оказалось, что я ошиблась: это больше походило на жизнь в нашем доме. Занятия даже проходили в доме, а не в храме.
Вернувшись из школы, мы поднялись на второй этаж за шарфиками, которые висели на крючке за дверью спальни. Мена показала, как надо туго повязать шарф вокруг головы. Когда мы выходили из дому, мать приказала:
— Из мечети сразу возвращайтесь домой.
Мечеть находилась примерно на таком же расстоянии от дома, как и школа, только в противоположном направлении. По дороге туда нам пришлось пересечь открытую местность, представлявшую собой в основном небольшие холмики. Мена сказала, что их называют обезьяньими холмами.
— Отчего такое название?
— Не знаю, но так о них говорит Сайбер. — Мена, похоже, была немного рассержена. — Он должен ходить вместе с нами в мечеть, а сам убегает на эти холмы поиграть с друзьями.
Мы пошли дальше, а я все оглядывалась через плечо, надеясь заметить на холмах Сайбера, но его нигде не было видно.
Мечеть представляла собой большой дом, куда приходили изучать Коран около тридцати детей. Девочек, казавшихся похожими друг на друга в своих белых шарфиках, размещали в большой гостиной, а мальчики находились в другой комнате. Мы все сидели на полу и мерзли. Мы ожидали духовного учителя — имама, и некоторые девочки поправляли шарфики, стараясь спрятать под них все до единой волосинки. Я не могла понять, почему они так этим озабочены.
Появился имам, и, пока мы тихонько сидели, ожидая начала урока, он прошелся между учениками и остановился напротив меня. Внезапно я ощутила удар в плечо.
Я вскрикнула от неожиданности и боли и подняла взгляд. Зачем он меня ударил? Он ничего не сказал, но показал на мои волосы. Мена нагнулась ко мне и спрятала несколько прядей, что выбились из-под шарфика. Я не понимала, зачем имам ударил меня, вместо того чтобы пояснить причину своего недовольства, ведь я могла как-то это исправить. Слезы, которые я утирала, были в равной степени вызваны болью и яростью из-за такой несправедливости. Остальные девочки уставились в свои Кораны, стараясь не встречаться со мной взглядом.
На обратном пути я спросила Мену, часто ли нам придется посещать этот ужасный дом. Сестра ответила, что нас должны обучать основам ислама посредством чтения Корана и что так учится большинство людей. Мы будем ходить туда каждый день после школы. Начали мы с Каиды, брошюры в тридцать страниц. В начале был напечатан арабский алфавит, а учили мы по строчке в день (на странице помещалось примерно шесть строк). Потом мы учили, как будет звучать каждая из букв, если над или под ней нарисована черточка или какой-то другой символ. После этого нам объясняли, как будут звучать буквы, если их читать вместе. Сначала были слова из четырех букв, на следующей странице слово состояло уже из шести букв, и так далее.
Все время, пока нас учили читать Каиду, имам повторял:
— Скорее, вы почти готовы читать Коран.
Девочки, которые только начинали учиться, при этих словах расплывались в улыбке до ушей. В устах имама это звучало магически, загадочно, и мне, как и всем остальным, хотелось как можно скорее начать читать Коран. Мы не понимали, что читаем, нам просто говорили, как прочесть то или иное слово. Мы сидели, снова и снова повторяя урок, чтобы не забыть его. Если мы не помнили чего-то из выученного накануне, на нас кричали или даже били.
Когда я смогла читать слова из девяти букв, имам сказал, что я готова читать Коран. Для этого мне понадобилось около года. Когда в девять лет я узнала, как читать Коран, мне больше не нужно было ходить в мечеть, хотя нас учили только читать по-арабски, а не писать. Как только мы были способны читать Коран, считалось, что мы узнали об исламе все, что необходимо знать.