Мать заказала билеты, и последнюю неделю перед отъездом я провела у Афзала, где Фозия обращалась со мной, как с королевой. Она всегда была добра ко мне, но теперь стала подавать завтрак в постель и все приговаривала, что мне нужно отдыхать. Я не понимала, почему все так суетятся. Я не заболела, ничего такого со мной не случилось, так почему со мной все носятся?
Я вернулась к матери вечером накануне отъезда. В какой-то момент Афзал отозвал меня в сторону.
— Не забывай меня, когда уедешь, — сказал он. — Я увижу тебя снова, как только ты сделаешь мне вызов в Британию.
Не понимая, о чем он говорит, да и не придавая этому особого значения, я просто кивнула.
— Береги себя, когда вернешься в Глазго, и, если будешь в чем-то нуждаться, сразу же дай мне знать.
Я снова кивнула, но на самом деле не обращала особого внимания на его слова. Мыслями я была уже в Шотландии. Я была счастлива, что возвращаюсь, однако не хотела показывать этого. Я боялась, что могут начаться месячные и мать бросит меня здесь.
Позднее, когда мы с матерью паковали чемоданы, я аккуратно сложила большую часть новой одежды, которую мне подарили, предвкушая, как похвастаюсь перед Меной таким гардеробом.
В тот вечер в доме было полно народу. Большинство жителей селения пришли попрощаться, и мы легли спать только в два часа ночи.
Афзал с отцом остались спать в соседней комнате, а мы с Неной ютились вдвоем на моей кровати и полночи болтали.
— Я буду по тебе скучать, — сказала Нена. — С тобой было очень здорово. Надеюсь, ты еще приедешь в гости.
«Ну да, как же!» — подумала я. Будь моя воля, я ни за что бы сюда не возвратилась. Однако я не сказала этого вслух, боясь оскорбить чувства двоюродной сестры. Я просто кивнула и закрыла глаза, засыпая.
На следующее утро мы проснулись рано. Солнце уже светило на небе, и дул свежий ветерок. Я быстро умылась и села завтракать во дворе, под поникшим деревом. Нена присоединилась ко мне.
— Когда вы уезжаете?
— Не знаю.
— Когда уезжает Сэм?! — прокричала она Каре, которая собирала яйца в курятнике в углу двора.
— После обеда, — ответила Кара.
Нена улыбнулась и сказала:
— Значит, у нас есть время прогуляться. Хочешь, пойдем, когда закончим завтракать?
— Да, давай.
Мы отправились в путь, как только поели. Минуя селение, мы направились к фермерским угодьям.
— Давай последний раз залезем на твое дерево, а потом можем пойти к реке, — нарушила молчание Нена.
— Давай, — отозвалась я.
Мы сидели на дереве и рассматривали фермерские поля. Был жаркий майский день. Я уже привыкла к этой погоде и местной пище, да и люди здесь были приятные. Мне отчасти нравилось здесь: так спокойно было просто сидеть на солнышке, так здесь было тихо. Ах, если бы эту безмятежность не портил мой брак! Если бы не замужество, я, возможно, даже захотела бы остаться; если бы не оно, я бы не тосковала по Шотландии.
Однако я на самом деле сильно скучала по жизни в Глазго. Если бы год назад мне кто-то сказал, что так будет, я сочла бы его сумасшедшим. Тем не менее я скучала здесь по домашней работе, по присмотру за детьми Ханиф и больше всего по Мене. Там, по крайней мере, я контролировала собственное тело. Конечно, меня били, оставляя раны и синяки, однако все те повреждения со временем заживали. Но то, что сделал со мной Афзал, вторгшись в сокровенное, поранив изнутри… Я думала, что это никогда не заживет. А из того, что сделала мать — откровенно продемонстрировала, как мало я для нее значу, — следовало, что я никогда больше не пойду на поводу у ее желаний, ни за что на свете.
Когда мы вернулись домой, Афзал и дядя Гхани укладывали сумки и чемоданы на запряженную лошадью телегу, на которой мы должны были доехать до центра города, а оттуда потом на такси до аэропорта. Я села посередине, а мать и Кара расположились по обе стороны от меня. Афзал сел впереди с Гхани. Пока мы ехали по селению, Нена, Амина и другие дети шли за нами пешком. На краю селения они остановились и стали махать нам на прощание.
— До свидания, тетушка. Пока, Сэм. Мы будем по вас скучать! До свидания!
Я махала рукой в ответ, улыбаясь детям, радуясь, что уезжаю, и одновременно чувствуя себя немного виноватой, что совсем не буду по ним скучать.
Утреннее солнце припекало, но, пока мы ехали вдоль реки, легкий ветерок приносил от воды прохладу. А когда поехали по главной дороге, оставшиеся десять минут до города пришлось изнемогать от жары и пыли.
Только теперь я как следует пригляделась к Афзалу. До этой минуты я бросала на него лишь мимолетные взгляды, должно быть, не хотела запоминать лицо человека, причинявшего мне боль. Я знала, как выглядит его худощавое тело, но не лицо. Теперь я разглядела, что у Афзала узкое лицо с крошечными глазками. Он не носил ни бороды, ни усов. Его широкий рот растянулся в улыбке, когда Афзал заметил на себе мой взгляд; даже в глазах у него засияла улыбка. Я с дрожью осознала, что совсем не знаю мужчину, с которым прожила несколько месяцев. Люди могли называть его моим мужем, но я не воспринимала его в этой роли. Для меня Афзал был просто мужчиной и никем больше. Я попрощалась и пошла за матерью, не оборачиваясь.
На этот раз по пути в аэропорт все казалось совсем не таким, как во время нашей первой поездки по этим дорогам. Проскакивавшие мимо городки ничем не отличались друг от друга: те же немытые люди, торговавшие на углах улиц, пряные ароматы, маскировавшие не столь аппетитные человеческие запахи, и одноэтажные дома, жмущиеся друг к другу подальше от дороги и сливавшиеся с пыльным ландшафтом. «Вряд ли мне будет не хватать этого», — подумала я.
Час спустя мы въехали в Лахор. Дома вдоль трасы, ведущей к аэропорту, были огромными, утопали в садах, а у ворот стояла охрана. Дороги не были такими пыльными, и в отличие от городков, мимо которых мы проезжали, здесь не воняло нечистотами. Вдоль дорог росли деревья. Мы проехали какой-то университет очень внушительного вида. Я даже стала сомневаться, по-прежнему ли мы в Пакистане: все это было так не похоже на страну, в которой я прожила последние восемь месяцев.
Водитель остановил машину перед зданием аэропорта. Здесь было не так жарко, как во время поездки, но температура оставалась достаточно высокой, я даже вспотела. Когда мы зарегистрировались, Кара обняла нас и пожелала счастливого пути. Шагая в зал ожидания, я обернулась. Кара все еще смотрела нам вслед, и я еще один, последний раз махнула ей рукой.
В зале ожидания было много свободных мест. Мы присели, наслаждаясь прохладным воздухом из кондиционеров. Я так устала, что успела задремать, и очнулась, когда мать сказала:
— Пойдем, объявили посадку.
Я проспала всю дорогу до Лондона, расслабившись от осознания того, что наконец улетаю домой. Теперь Афзал меня не побеспокоит и можно будет от всего отдохнуть. Я проснулась, когда мы приземлялись в Лондоне, где предстояло пересесть на самолет до Глазго. В течение этого полуторачасового перелета я бодрствовала, потому что подавали чай с бутербродами, а я ничего не ела после завтрака в Пакистане.
Центр Глазго выглядел восхитительным, чистым и свежим. Там было чудесно! Теперь, когда я вернулась, все казалось мне просто замечательным. Мне хотелось кричать во все горло: «Смотрите все, я дома!»
Однако, когда мы постучали в дверь, все, похоже, еще спали. Примерно минуту спустя на пороге появилась заспанная и зевающая Мена. Увидев, кто приехал, она с круглыми от удивления глазами бросилась меня обнимать, крича при этом:
— Вы вернулись, вернулись!
Я улыбнулась сестре и обняла ее.
Мена помогла занести чемоданы в дом, после чего мать прямиком направилась к кровати, жалуясь на головную боль и говоря, что ложится спать и ее никто не должен беспокоить.
Мы с Меной пошли в кухню и позавтракали тостами. Сестра рассказала, что, пока нас не было, они каждый день готовили, как она выразилась, «английскую» еду — картошку фри. Я позавидовала их свободной жизни без правил и ограничений, устанавливаемых матерью. Мена засыпала меня вопросами о Пакистане.