Со дня венчания прошло три месяца, и я полностью привыкла к своим ролям хозяйки Альвиона и графини, но не к роли жены. Я видела мужа всего раз в день — в лучшем случае. Димитрий требовал, чтобы я ежедневно являлась завтракать вместе с ним в большую столовую, но на этом его поиски моей компании благополучно заканчивались. Чаще всего он вообще со мной не разговаривал, предпочитая обмолвиться парочкой словечек с Джослин. В такие моменты я замечала, с какой почтительностью граф обходиться с этой женщиной — словно с близкой родственницей.
— Димитрий очень уважает тебя, — сказала я однажды ей, понаблюдав, как мило они беседовали.
— Конечно, — благожелательно улыбаясь, отвечала Джослин. — Я ведь вырастила его, милая моя. Димитрий не знал матери, и я, в известном смысле, заменила ее.
— Как же он мог приставить свою приемную мать к почти незнакомой девице? — подивилась я.
Ах, какую гамму чувств выдали глаза Джослин после этого вопроса! Вот когда я сполна уразумела значение поговорки "Хочешь знать душу — знай глаза". Почти сразу же на меня прямо-таки свалился непрошенный вывод — она что-то скрывает. Впрочем, ее ответ подтвердил мою догадку.
— Ты необыкновенно ценна для Димитрия, дитя, — очень осторожно произнесла Джослин.
Помнится, в тот момент я даже выронила вышивку.
— Не верю, — пискнула в ответ, подбирая упавший кусочек ткани. — Я для него — чужой человек, и не могу представлять никакой ценности.
— И стал бы он отдавать мешок золота за безразличную ему девушку? — Джослин поразила своим ответом меня в самое сердце. — Единственным правильным поступком для тебя, Дженни, будет самой спросить Димитрия обо всем, что тебе интересно. Могу дать голову на отсечение — он ответит на любой твой вопрос.
С тех пор завтраки стали еще более мучительны. От меня только и требовалось, что задать вопрос. Но какой? Зачем ты на мне женился? Чем я ценна? Не заметить мои терзания было невозможно, поэтому, когда Димитрий все же заговаривал со мной, я обычно что-то роняла, полагая, что муж начнет выспрашивать причину того, что меня так мучит.
Но он умел удивлять.
— Дженни, — обратился однажды ко мне граф. В тот день он обрядился в темно-бордовый камзол, его прекрасные волосы безмятежно рассыпались по плечах, серые глаза искрились радостью, а верхняя пуговица грозила вот-вот распрощаться с нарядом. Все эти мелочи я заметила за те две с половиной секунды, когда тянулась за хлебом. — Мне пригодится твоя помощь.
В тот момент мне показалось, что в воздухе заплясали пылинки, а завтрак оказался в стократ вкуснее.
— Я Вас слушаю, — равнодушно произнесла в ответ, бесполезно пытаясь спасти остатки своей пресловутой горделивости. Бесчувственной я вошла в этот дом, бесчувственной и останусь. Димитрий ни за что не должен догадаться, какой водоворот чувств меня гложет.
— Я подумываю устроить празднество, — он неотрывно смотрел на меня. — Уже три месяца я имею честь называть тебя своей женой. Пора заявить об этом.
Что же, этого вполне можно было ожидать.
— Вы правы, — я склонила голову. Димитрию, как одному из важнейших персон в графстве, необходимо представить меня обществу. Кажется, я знаю, почему он тянул с этим целых три месяца — не хотел подвергать меня всеобщему порицанию слишком рано. Любой представитель знати сходу определит мое происхождение: род занятий родителей — ювелирное дело — хоть и считалось благородным, однако, был не в силах заменить аристократическое происхождение. Как я уже упоминала, маменька с папенькой не обращали на подобные вещи внимания — ведь ювелирное искусство обеспечивало хороший доход, — но ежели меня, как жену графа Альвийского, высмеют за столь неказистую родословную, в первую очередь, это станет пятном на репутации моего мужа. Но раз уж ему хочется попировать в честь нашей свадьбы, я не вправе ему перечить.
— Не думал, что ты так быстро согласишься, — радостно улыбнулся граф, складывая руки на столе. — От тебя всего-то и потребуется, что подыграть мне.
— Теперь я встревожилась, — немедленно ответила. — Что нужно делать?
— Сущие мелочи, милая моя. Хотя бы… хотя бы вести себя, как любящая жена.