Но прежде мне надо вернуться к дочке.
Мы живем в небольшой квартире, которая перешла мне от матери. Она находится на последнем этаже узкого, будто сжатого с двух сторон мощными соседними домами, шестиэтажного многоквартирного дома. Наша улица, как впрочем остальные немногочисленные улицы вокруг замка нашего средненькой руки герцога, напоминает плотно заставленную полку книжного шкафа, на которой теснятся в основном семи-девятиэтажные дома с одним подъездом. Редко кто из домовладельцев может позволить себе устроить с улицы два входа. Все дома сбиваются в одинаковые квадраты кварталов, внутри которых находятся квадратные же дворы с конюшнями, сенными сараями, колонкой центрального водопровода и общим ватерклозетом. Каждый квартал представляет собой крепость, которая может выдержать даже краткосрочную осаду. Взять сходу такую крепость непросто. Конечно, для принуждения к капитуляции достаточно перекрыть водопровод и через пять-десять суток квартал может сдаться на милость победителя. Но бывает, что один или несколько осажденных умирает и тогда возмездие настигает такое же число людей в рядах осаждающих, причем самым случайным образом. Поэтому долговременную осаду применяют крайне редко из-за правила «зеркала», и непредсказуемости субъекта возмездия. В каждый дом со двора ведет черный вход, и не больше одной арки соединяет двор с улицей. Арка всегда закрывается прочными коваными воротами, а окна первых и вторых этажей тяжелыми ставнями. Входные уличные двери тоже железные, с щелями на уровне глаз, закрытые сдвижными шторками. Это хорошо защищает жителей от грабежей шаек разбойников, враждующих феодалов, или просто от ночных разборок лихих подвыпивших людей. Через квартал начинаются бескрайние луга, перемежающиеся небольшими озерами и перелесками, по краям которых стоят фермерские дома. На нашем этаже не больше ста замков. На четвертом этаже, представляющем из себя практически единую городскую застройку с Цитаделью в центре, самое большое количество замков, которые стоят среди обычных жилых кварталов, отгороженные от них лишь широкими рвами и высокими каменными стенами.
Теперь, когда Ната умерла, мы остались с Молли вдвоем. Я боялся оставить ее одну в квартире, но не из-за опасности нападения на квартал. Наш квартал хорошо укреплен, поэтому вряд ли кому-нибудь взбредет в голову напасть на него, а шестой этаж недоступен для грабителей, я волновался за самочувствие Молли из-за доставшейся ей по наследству болезни. Она очень походит на Нату. Я полюбил свою жену еще в шестом классе, когда мы учились в церковно-приходской школе при монастыре Святого Луки. Я поступил туда, когда нас с матерью по результатам тестирования убрали из капиталистического рая. То, что это был почти рай по сравнению уровнем В, я понял сразу, ведь меня, как несовершеннолетнего отправили жить с матерью, хотя мои результаты оказались достаточными для перемещения на уровень D, где живут люди с нонрейпубликанским сознанием, где не существует государств и все люди различаются только уровнем благосостояния, которое является прямым следствием степени развитости и востребованности их талантов и способностей.
Старый конь еле-еле двигал копытами, что начинало сильно раздражать. Гребанному мерину, в отличие от меня, явно некуда было спешить. Я попробовал ткнуть его пятками в брюхо, но на старикана это не произвело никакого впечатления, он ни на секунду не изменил неспешного ритма, напоминающего ход больших напольных часов с маятником, которые я видел в замке нашего герцога, когда приносил выполненный заказ. Меня бесила эта медлительность. Хотелось соскочить с коня и бежать домой, но мерина нельзя было бросать. Я обязательно должен вернуться к Молли, чтобы оставить еды, которую еще надо купить в лавке. Хорошо, что идти за продуктами недалеко. Лавка расположена на первом этаже соседнего дома. Через восемь часов отключат свет, а мне надо успеть пройти хотя бы треть пути к переходу и найти постоялый двор для ночлега. На этом этаже постоялые дворы спокойные, здесь почти никого не грабят и не обворовывают, в отличие от второго этажа и нашего первого. Но боялся я не за себя, а за дочку, которую впервые оставлял дома одну. Уходя, я предупредил ее, что могу не вернуться в ближайшие пять дней, и проследил чтобы она заперлась на все запоры, но страх-то за нее остался всё равно, хотя она уже научилась немного готовить и вести хозяйство. Ей пришлось рано повзрослеть.
Как только следующим утром зажгут свет, мне надо выступить, чтобы к вечеру второго дня успеть добраться домой. Спускаться легче, чем подниматься.