Кула – это первобытная форма того, что антропологи называют «tournament of value» – состязание ценностей[56]. Почти всем обществам знакомы такие события, выходящие за пределы будничной экономики и облеченные в специально созданные формы. Участие в них является привилегией сильных данного общества и инструментом борьбы за статусное положение. Это относится и к «потлачу» североамериканских индейцев, ритуальному обмену подарками между вождями, и к схватке участников аукциона. Необходимым условием борьбы за трофей является ставка валюты, занимающей центральное место в стратегии выживания данного общества. На средневековых рыцарских турнирах на кон ставили соб ственную жизнь, в индейском полтаче – продукты питания, на современном художественном аукционе в жертву приносятся деньги.
Глава 2. Собиратель. Предмет вожделения
Если верно, что мы можем прожить лишь малую часть заключенного в нас, что же происходит с остатком?
Живопись для меня теперь значит не меньше, чем день ги.
Ты ноль, если у тебя нет игрушки Фанзо.
Чемодан, полный долларов. Роль денег
В 1931 году Вальтер Беньямин пророчил закат коллекционирования. Эта страсть несовременна, полагал он, и тип коллекционера вымирает. Как это часто случается с пророчествами, произошло прямо противоположное: собиратели торопятся заявить о себе и распоряжаются судьбами искусства, как никогда прежде. Большие собрания прошлого десятилетия были заложены именно част ными коллекционерами. Одна из причин банальна: искусство тянется к деньгам. Деньги – живительный эликсир для художественного рынка. И в то время как в музейных кассах хоть шаром покати, частные состояния раздуваются благодаря бьющей через край прибыли предприятий и накатывающим волнам наследств. Результат: деньги охотятся за искусством. Растущее богатство покупателей подгоняет цены. Ведь самым серьезным фактором ценообразования на художественном рынке являются доходы клиентуры. Поднимаются они на 10 процентов, и в среднем на 6 процентов подрастают цены на искусство[57]. Ответ на вопрос, почему работы Маурицио Каттелана за два года подорожали втрое, звучит так: коллекционер, едва ли способный в 2001 году заплатить один миллион долларов за гиперреалистиче скую скульптуру сраженного метеоритом Папы, два года спустя может выложить за нее три миллиона.
Глядя на список всемирно известных покупателей искусства, который ежегодно публикует нью-йоркский художественный журнал Art-news, можно спутать его с международным списком богатейших семей из журнала Forbes. Многие коллекционеры современного искусства, такие как грек Филип Ниархос или немец Фридер Бурда, являются богатыми наследниками. Другие тяжеловесы коллекционирования, вроде французского предпринимателя Франсуа Пино или американского менеджера хедж-фонда Стивена Коэна, нажили миллиарды сами. Художественный рынок – это так называемый deep-pocket-market. У того, кто хочет участвовать в игре, должны быть глубокие карманы.
Даже ради таких работ, о которых никто, кроме знатоков, понятия не имеет, запросто можно расстаться с пятизначной суммой. Что же говорить о птицах высокого полета, уже взявших ценовую планку в несколько сотен тысяч, или классиках модернизма, цены на которых окончательно преодолели силу земного притяжения и парят в невесомости миллионных сумм. Но хотя большинство коллекционеров, обладающих всемирно известными собраниями, являются миллионерами, это вовсе не значит, что большинство миллионеров являются коллекционерами. Коллекционирование – лишь одна из многих возможностей распорядиться лишними деньгами и временем.
56
Appadurai, Arjun: Commodities and the politics of value, in: Appadurai, Arjun (Ed.): The social life of things, Commodities in cultural perspective. Cambridge 2003, S. 21.