В общем, жизнь была сплошным болотом. Но я не жаловался.
Я устало вытер лоб и снова ухватился обеими руками за спинку дивана. Кажется, всё это бесполезно.
На полянке у домика выросла целая гора хлама, но в доме мусора, кажется, стало только больше. К тому же, мне не хватало сил, чтобы перетаскать на улицу наиболее крупные куски потолка и мебель. Поэтому я собирал обвалившуюся штукатурку, пустые консервные балки, драную одежду и сломанные игрушки, сваливая их в одну кучу на полянке у домика. Более или менее пригодные для использования вещи я складывал в другую, но она росла куда медленней, чем первая. Да и я слабо представлял, где мне может пригодиться, например, пустая золочёная рамка для картины. Помимо рамки в этой кучке лежало три выщербленных тарелки, два бокала и несколько столовых приборов. Венчали горку прохудившаяся пуховая подушка и дырявое одеяло.
Наконец, мне удалось вытащить на улицу свой груз. Я подтащил спинку к кучке с «нужным» мусором и бросил рядом, стараясь не попасть на тарелки. Вот, будет мне кроватью.
Услышав за спиной шорох, я повернулся. В нескольких шагах от меня стояла моя прошлая знакомая. Рядом с ней я увидел маленького мальчугана, лет, наверное, двух с половиной, он цеплялся перепачканными руками девочке за подол.
— Что ты делаешь? — холодно спросила девочка.
— Хочу навести порядок.
— Это бесполезно. К тому же, ты испортил полянку, другим это не понравится.
— А есть и другие? — с надеждой спросил я, садясь на спинку дивана. Быть может, с ними мне удастся найти общий язык…
Но моя собеседница, занятая исключительно рассматриванием двух гор мусора, проигнорировала мой вопрос.
— Ты испортил полянку, — повторила она, наконец.
— Эта развалюха портит поляну куда больше, — буркнул я, кивая в сторону дома. Кажется, ответов ждать не имеет смысла.
— Эта развалюха — мой дом, — резко сказала девочка. — И эта полянка — мой дом. А ты их портишь. Убирайся.
— Нет, — жестко ответил я.
— Как хочешь. Тебя прогонят другие. — Девочка повернулась ко мне спиной и дёрнула за рубашку малыша, который увлечённо чмокал большим пальцем. — Уходим.
Но мальчишка не послушался. Он вынул изо рта чёрный от грязи палец и шагнул ко мне:
— Привет.
— Не подходи к нему, он сумасшедший, — резко произнесла девочка и снова дёрнула малыша за рубаху.
— А я-то думал, он хороший, — разочарованно протянул мальчуган и двинулся за сестрой.
— Я хороший! — поспешно сказал я им в спину.
Девочка остановилась и, повернувшись ко мне, заговорила:
— Этот дом — развалюха, его бесполезно чинить. Те, что были до нас, разрушили наш мир, и только нам восстанавливать его, но это бесполезный труд — слишком велики разрушения. Ты затыкаешь дыры в дне лодки и вычерпываешь из неё воду, но лодка даже не разваливается — она уже на дне самой глубокой океанской впадины.
Мы — лишь маленькие дети, населяющие большую помойку. У нас нет ни знаний, ни сил, чтобы эта помойка превратилась в цветущий сад. У тебя тоже. Но мы и не пытаемся сделать что-то, просто готовимся дожить в этой развалюхе свой век, пока она окончательно не разрушилась, а ты — пытаешься, рискуя обрушить её потолок на наши головы раньше времени. Значит, ты сумасшедший. А сумасшедшие — плохие, с ними играть нельзя, иначе тоже можно стать сумасшедшим. — Она наклонилась к мальчику. — Слышишь, братик? Ты понял, кто он?
— Он сумасшедший.
— Вот и молодец. Пошли.
Девочка отвернулась и, дёрнув мальчишку за рубашку, зашагала к саду. Мальчик один раз обернулся, но в его глазах теперь читался лишь испуг.
— Я не сумасшедший, — горько произнёс я. Слёзы душили меня, подступая комком к горлу. — Поиграйте со мной!
Но меня уже никто не слышал.
Глава восьмая
Я проснулся от яростно орущей сигнализации. Пару секунд раздумывал, что бы это могло значить, но, спросонья ничего не придумав, сел и принялся торопливо натягивать штаны. Если орёт сигналка, одевайся и готовься к худшему — это был первый мой урок после восхождения на борт. И тут же в дверь склада кто-то яростно забарабанил. Окончательно проснувшись, я спрыгнул с гамака и бросился к двери.