— Что верно, то верно, — подтвердил бывший астронавт. — Помнится, на планете Лулу я присел отдохнуть на пенек, а тот оказался интеллектуальным. Тогда мы поболтали славно.
— Ах, если бы я знал, кто Она! — вздохнул племянник.
— А может, Она и не стоит этого? — осторожно спросила сестра.
— Что ты говоришь, мама! Она — Самая Совершенная во времени и в пространстве, — пробормотал влюбленный с упреком. — Я полюбил Ее с первой же мысли. Как только понял, что Она теоретически существует, так и потерял покой. Но кто Она и где Она?! — воскликнул он в полном отчаянии.
Это печальное зрелище оказалось им не под силу, брат и сестра вышли на цыпочках, несчастная мать закрыла дверь и вновь потерла глаза краем фартучка.
«А я-то… А я-то мечтал, что племянник пойдет по моему пути и тоже станет настоящим путешественником», — подумал бывший астронавт с горечью, расхаживая по комнате в своей поношенной курточке из коричневой кожи. Еще совсем недавно эта старенькая курточка была известна всему миру по газетным снимкам и телевизионным передачам. Аскольд Витальевич сшил ее из кожи сатурнинского бегемота, которую самолично добыл на Сатурне. Нет-нет, он не был таким франтом, чтобы ради моды стрелять в животное! Просто сатурнинский бегемот раз в десять лет сбрасывал кожу, и на этот раз он сделал это специально для Аскольда Витальевича.
— Сто тысяч метеоритов… — пробормотал бывший астронавт и, погладив в утешение сестрицу по голове, вышел из дома.
Он брел по улице и бормотал себе под нос:
— Ах, как подвел племянничек, биллион биллионов метеоритов! Кто же теперь вместо меня будет искать приключения? Сам-то я уж на пенсии теперь. Поди ты, списали на землю. Полетал — и довольно, говорят.
Это случилось в тот день, когда он вернулся из своего последнего путешествия. На космодроме, как всегда, собралась толпа тех, кому не терпелось сейчас же услышать рассказ о новых приключениях своего кумира. Аскольд Витальевич присел на ступеньки вокзала и поведал несколько совершенно новых удивительных историй. Наслушавшись вдоволь, народ разошелся, и тогда к астронавту подсел представитель отдела кадров.
«А не пора ли вам утихомириться, дорогой Аскольд Витальевич? — мягко произнес представитель. — Попутешествовали — и хватит! Дайте теперь попутешествовать другим, тем, кто помоложе».
Они, то есть отдел кадров, застали его врасплох. И все же великий астронавт возразил, сказал, что он вовсе не стар еще и готов хоть куда, хоть за тридевять Вселенных. А что касается перегрузок, так даже трудно представить, сколько он может их выдержать…
«Знаем, знаем… — прервал его представитель, а в голосе его сквозило сомнение. — Знаем, вы еще бравый мужчина! Но столько желающих путешествовать, что просто не напасешься космических кораблей. На вашем счету уже тысячи приключений, и будет просто несправедливо, если из-за вас кто-нибудь так и не отправится в путешествие. Ни разу в жизни!..»
Великий астронавт чтил справедливость более всего и поэтому покорился, хотя даже не смог представить, как теперь будет жить без приключений…
— Неужели я не буду больше путешествовать? — шептал астронавт, шагая по улице.
Встречные уже не узнавали его, словно позабыли о его существовании. Во всяком случае, по тротуару совершенно запросто шагал самый прославленный путешественник, почетный член всех географических и астрономических обществ, и никто из прохожих даже не оглянулся ему вслед. А раньше-то, а раньше, когда он возвращался из очередного, еще небывалого[1] похода, от бесчисленных почестей не было спасу. И скромный и суровый по натуре великий астронавт прятался от ликующей публики по задворкам. Поэтому сегодня ему стало чуточку обидно.
«Ну да, конечно, забыли… Теперь уже другие звездолеты и другие имена, — сообщил он себе печально. — И подвел племянничек мой — надежда, единственный продолжатель рода знаменитых звездоплавателей, который я было основал. Что за прок от человека, потерявшего голову?..»
Вернувшись домой, он с горя первым делом отключил в кабинете земное притяжение. Когда астронавт еще был знаменит, ученые подарили ему специальную машину, которая убирала притяжение. И человек в кабинете становился невесом. Астронавт переобулся в домашние туфли и начал плавать по комнате, продолжая рассуждать сам с собой.
Когда он немного успокоился, лег в дрейф посреди кабинета и вполглаза задремал, в дверь громко постучали.
— Войдите! — крикнул астронавт недовольно.
В кабинет вошел белокурый геркулес в юношеском возрасте. Гость тут же потерял равновесие и ухватился за дверную ручку. И дверь задрожала, зазвенела, точно струна, от его тяжелой хватки.