— А Анжела знала, что вы ее отец?
— Она уверяет, что знала. Рассказала мне, что Марина много лет скрывала от нее трагедию. Пока однажды, это должно было случиться, кто-то, какая-то приятельница, вроде однокурсница, что-то такое ей сказала. Анжела отреагировала очень болезненно. Поссорилась с Мариной и ее мужем, своими родителями, в конечном счете своими настоящими родителями, замечательными людьми. Поругалась с ними и уехала из Анголы. Отправилась в Лондон. Затем в Нью-Йорк. Она узнала, что я фотограф, и по этой причине заинтересовалась фотографией. Стала, как и я, фотографом и, как и я, превратилась в кочевницу. Вы несколько месяцев назад удивились совпадению — что мы оба фотографы и вернулись на родину приблизительно в одно и то же время. Вы еще не поверили, что это совпадение. Ну, как видите, это не было чистым совпадением. Анжела клянется, что, как только меня увидела, однажды вечером, — помните? — однажды вечером в вашем доме, клянется, что, как только меня увидела, едва только взглянула, сразу же догадалась, кто я такой. Не знаю. Стоит мне подумать об этой встрече, меня пробивает дрожь. Для меня это была странная встреча. Я-то знал, кто она такая. Никто из нас ничего не сказал. Мы промолчали. Прошли месяцы, и вот, в тот вечер, я выстрелил в Эдмунду, а он кинулся искать прибежища у единственного человека, который мог его приютить, — у Феликса Вентуры, бывшего ученика профессора Гашпара, человека одного с ним рода-племени…
Жузе Бухман замолчал. Допил пиво, которое у него оставалось, сделав долгий глоток, и задумался о чем-то своем, погрузив взгляд в густую листву манго. Ему было хорошо в этом огромном саду. Тень падала на нас, как струя прохладной воды. Время от времени в птичье щебетанье вплетался резкий стрекот цикад. На меня навалился сон, желание закрыть глаза и заснуть, но я устоял, убежденный в том, что, если сейчас засну, через какое-то мгновение проснусь уже в обличье геккона.