— У тебя есть другой? — прохрипел он в лицо Вадиму. — Это к нему ты бегаешь по вечерам? — зрачки расширились, сделав взгляд глубоким и тягучим, как мед, и колким, как жало пчелы.
— Нет, Леша, нет, — промямлил Вадим по тексту. Глядя в эти огромные глаза, он не верил, что мальчик сейчас играет роль. Ское и Ника затаили дыхание. Фигурка отвергнутого «сына» будто внутренне сжалась, пальцы он вдавил в ладони так, что костяшки побелели. Вадим насилу отвел взгляд от мальчика, чтобы заглянуть в бумажку за следующей репликой. — «Мать встает со стула и прохаживается по кухне», — Вадим вскочил и заходил из стороны в сторону, уперев взгляд в пол. Паша следил за его передвижениями с рвением хищника, не спускающего глаз с жертвы.
— Понимаешь, — начал он, все еще не глядя на «сына». — Это трудно объяснить.
— А ты попытайся, — тихо проговорил Паша.
— Я… Леша, только обещай, что воспримешь это нормально. Обещаешь?
— Говори.
— Я нашла… в общем, я встретила одного мальчика. Он…
— Ну?
— Он учится в твоей школе.
— И что?
— Мы разговорились. Он показал мне свой дневник…
— И?
— Там столько пятерок, Леша! А у тебя, сам знаешь, тройка на тройке.
Мальчик многозначительно молчал.
— А еще он играет в футбол, увлекается плаванием. И еще… Не знаю даже, как сказать.
— Скажи как-нибудь, — «сын» опустил глаза и весь напрягся, приготовившись к самому страшному.
— У него голубые глаза и темные волнистые волосы. Я всегда хотела такого сына, — Вадим нерешительно взглянул на Пашу. Тот окаменело смотрел в одну точку, где-то за окном. — И еще он моложе тебя, — Вадим-мать опустился на стул и весь как-то сник. — Вот, теперь ты все знаешь.
«Сын» прошелся по кухне, из стороны в сторону. «Мать» глядела на него снизу вверх затравленно, ожидая реакции.
— Мама, — начал мальчик, но осекся. — Могу я тебя пока так называть — «мама»?
— Конечно, Леша, конечно, — спохватилась «мать». — Можешь. Пока… — и опустила глаза на скатерть. Передвинула с места на место стоявший на столе одинокий стакан, чтобы унять дрожь в руках.
— Мама, может быть, это просто увлечение? — проговорил он холодно, но, не выдержав, упал на колени перед «матерью», взял ее руки в свои и проговорил горячо: — Это просто увлечение, мама! Очередное увлечение! Помнишь, как с той кучерявой девочкой? Она была очень миловидна, и по математике у нее за год выходила пятерка, и ты не смогла устоять. Помнишь, мама?
«Мать» отняла руки и отвернулась.
— Леша, — расстроенно проговорила она. — Я постоянно о нем думаю. Постоянно, понимаешь? Даже когда…
— Даже когда?
— Даже когда смотрю на тебя, — «мать» повернула лицо к мальчику. Глаза его стали жесткими, почти металлическими. Он вскочил и медленно указал на дверь кухни.
— Тогда уходи.
— Леша! Но мы могли бы остаться друзьями! — попыталась смягчить ситуацию «мать». — Иногда встречаться, ходить куда-нибудь. Созваниваться.
— Уходи!
«Мать» еще мгновение смотрела на «сына», но послушно встала и вышла в коридор. «Сын» бросился за ней.
— Мама! — крикнул он в отчаянье.
— Нет, — «мать» устало покачала головой. — Нет. Ты прав. Я уйду, так будет лучше.
— Мама, — тихо повторил «сын», стоя на пороге и не решаясь подойти.
— Я пришлю тебе документы на разусыновление.
— Мама, — беззвучно сказал «сын», опустив голову.
— Ты еще встретишь свою, единственную. Слышишь? — «мать» стояла на пороге в пальто и шляпе. Она повернула дверную ручку. — Встретишь свою маму, — и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.
— А ты встретишь свою, — со смехом сказал кто-то. «Входной дверью» ребятам служила дверь в одну из комнат в доме Вадима, в гостиную. — Что это вы затеяли? — из комнаты появилась красивая улыбающаяся женщина. Она внимательно рассматривала компанию.
— Здравствуйте, — промямлила Ника и вся сжалась при виде нее. Это и есть мама Вадима? Какая красивая! Им еще не доводилось встречаться: она всегда была то на работе, то в командировках. И вот она здесь, смотрит на Нику своими бесподобными глазами.
— Здравствуйте, — поздоровалась женщина. — Вадим, представь нас.
— Мои одноклассники — Ское и Ника, — показал он на ребят. — И какой-то мальчик случайно затесался, — добавил он, усмехнувшись, указывая на Пашу.
— Павел, — гордо представился тот. Щеки его от смущения побагровели, но он стоически выдержал это, глаз не отвел.