Он то просил его, а то ругал, так что в конце концов Джаган почувствовал, что должен сделать над собой усилие. Он обвязал шарфом голову и деловито подоткнул дхоти, готовясь к этой задаче. Не дыша, взялся он за свой край, остановившись только на мгновение, чтобы подумать о том, благоразумно ли в его возрасте тащить каменную плиту вверх по скользким ступеням. Впрочем, сейчас поздно было думать о собственных желаниях или благе. Дойдя до верхней ступени, Джаган выпустил камень из рук, повалился ничком на траву и закрыл глаза.
Когда он пришел наконец в себя, он увидел, что бородатый переворачивает камень и говорит:
— Вот это будет верх… Подойдите поближе, и вы увидите линии, которые высек мой учитель… Это контур богини.
Он счистил мох с камня, который уже начал местами просыхать, и смотрел на него в глубокой задумчивости. На взгляд Джагана, камень этот ничем не отличался от любого другого, даже царапины, нанесенные на него рукой учителя, были не очень-то убедительны, но бородатый словно опьянел от одного его вида.
— Вот здесь будут руки богини. Всего у нее десять рук, одной рукой она благословляет, другой защищает, а в остальных держит всевозможные священные предметы.
Он погрузился в созерцание богини, а потом начал рассказывать.
— Я эту богиню знаю, — сказал Джаган.
— Конечно, кто же ее не знает? — отвечал красильщик волос. — И все же полезно вспоминать о ней снова и снова — тогда попадаешь под защиту богини и удача будет сопутствовать тебе во всех начинаниях.
И зычным голосом он затянул древний санскритский гимн. От внезапного шума с дерева слетели птицы. Лягушки попрыгали обратно в пруд, а Джаган не мог отвести взгляда от едва заметных следов на воде, оставленных тритонами и другими невидимыми глазу водяными тварями.
— Если я смогу посвятить свою жизнь завершению этого дела, я умру спокойно, — сказал бородатый.
— Сколько вам лет? — спросил Джаган.
— Хотите узнать? Попробуйте угадайте.
Такие просьбы всегда смущали Джагана. Он никогда не знал, хочет ли собеседник выглядеть старше или моложе своих лет. И в том и в другом случае ему не хотелось вступать в спор, а потому он просто сказал:
— Не знаю…
И, посмотрев на череп бородатого, на котором не было ни волоска, он подумал:
«Тут краска не поможет…»
— Мне шестьдесят девять лет, — сказал бородатый коротко и деловито, — и я готов спокойно умереть в семьдесят, если смогу закончить эту богиню и водрузить ее на пьедестал.
— Вы думаете закончить ее в один год? — спросил Джаган.
— Возможно, — ответил бородатый. — А может, и нет. Откуда мне знать. Все в руках господа. Камень так долго пролежал в воде, что может дать внутри трещину. Что тогда делать?
Джагану пришло в голову сразу несколько ответов на этот вопрос. Пока он соображал, что бы лучше сказать, бородатый провозгласил:
— Зарыть его в землю и начать все сначала — вырубить каменную плиту, выдержать ее в воде и попробовать снова.
— А если и этот камень даст трещину?
— Нельзя начинать работу с таким мыслями, — отрезал бородатый и прибавил: — Второй камень обычно трещин не дает.
Они посидели в молчании. Бородатый воскликнул:
— Десять рук! Как только подумаю, так дух захватывает от радости.
И он снова затянул древний санскритский гимн.
— Мукта — видрума — хема, — пел он.
Пропев четверостишие, он остановился и спросил:
— Вы все понимаете?
— Да, пожалуй, — осторожно ответил Джаган.
— Тут говорится о богине, в чьем лике сияет мукта, что есть жемчуг, и хема, что есть золото, а еще синева сапфира, равная синеве небес, и алый жар коралла. — Он перевел дыхание, помолчал, а потом продолжал: — Ибо она есть свет, которым светится само солнце, в ней слились все цвета и все лучи, и символом того служат ее пять голов разного цвета. У нее десять рук, а в руках — раковина, начало звука, диск, который сообщает вселенной движение, стрекало для подавления зла, вервь, творящая связи, цветы лотоса, символ красоты и симметрии, и капалам, чаша для подаяний, из выбеленного солнцем человеческого черепа. В божественности своей она соединяет все, что мы чувствуем и постигаем, от лишенных плоти сухих костей до красоты всего сущего.