«Совсем не такая, как на фотографии… Какая высокая! Не может быть…»
Но мысли его были прерваны хозяином дома.
— Это моя старшая дочь, — объявил он.
А высокая девушка сказала:
— Амбика сейчас выйдет.
Остальное Джаган не слышал. Он потерял интерес к высокой девушке, которая, оказывается, лишь возвещала о выходе младшей сестры. Наконец появилась и та, низко склонив голову и опустив глаза. Она шла так быстро, что Джаган не успел ее рассмотреть.
«Не низкая, не высокая, не худая, не толстая…»
Больше он ничего не мог бы сказать. Детали мешались, но общее впечатление было приятным, не то что с другими.
«Как же она узнает, какой я, если она так быстро идет? — размышлял Джаган. — Мне все равно, что скажет мой брат. Сейчас я буду смотреть, наблюдать и изучать. Мне все равно, что они подумают».
И он не мигая глядел на девушку. Ее густые волнистые волосы были заплетены в толстую косу и украшены цветами, на ней было множество драгоценностей и светло-зеленое сари, которое ей удивительно шло. Темная она или не очень? Кто знает? Глаза его туманились от счастья, и гляди он на нее не отрываясь хоть целый день, все равно он не смог бы сказать, какая она. В эти минуты тревоги и смятения она вдруг бросила на него быстрый, словно молния, взгляд, который волею судеб встретился с его взглядом, сердце Джагана дрогнуло, бешено заколотилось — и не успел он опомниться, как все было кончено. Публика встала, начала расходиться, видение исчезло.
Всю дорогу домой Джаган был погружен в свои мысли. Брат не пытался вывести его из задумчивости. До поезда оставалось еще два часа; запряженная быками повозка доставила их на маленькую станцию задолго до захода солнца и вернулась к себе в деревню. Джаган уселся на товарные весы, глядя вдаль на цепь гор за зелеными полями. Брат, нетерпеливо шагавший по платформе, остановился возле него и сказал:
— Что это они нас бросили здесь, да еще так рано?
Джаган только ответил:
— У них на то были, верно, свои причины. Я слышал, как младший брат говорил, что буйволам трудно в темноте возвращаться домой.
— Ага, ты их уже защищаешь? Значит, ты?..
Джаган робко кивнул, встал и с волнением спросил:
— А как они узнают? Наверно, надо было им сказать…
Брат застыл на месте.
— Надеюсь, ты не ляпнул им сдуру, что девушка тебе понравилась? — сказал он. — Нельзя себя ронять в их глазах.
— Нет-нет, — успокоил его Джаган. — Я все время был с тобой и никому ни слова не сказал, только попрощался.
Когда пришло время уходить, ноги его словно приросли к полу. Он с трудом отдирал их и шел медленно, как улитка, — он все надеялся, что она выглянет из дверей, хотя бы в знак того, что действительно его любит, как поведал ему ее молниеносный взгляд. Ему хотелось как-то заверить ее, что он на ней женится и что ее пение его совсем не смущает. Взбудораженному воображению Джагана казалось, что нужно немедленно передать ей все это, и, если она и взаправду к нему неравнодушна, она могла бы, прощаясь, подать ему знак. Он не ожидал, что злосчастные быки и железнодорожное расписание так бесцеремонно оторвут его от возлюбленной.
И в поезде он был грустен. Его огорчало, что он упустил возможность проститься с любимой. Мысль о ней была удивительно приятной, успокаивающей и в то же время волнующей. Брат, которому больше не нужно было ни о чем заботиться, крепко спал на своем месте. Джаган волен был мысленно вернуться в деревню и бродить там себе на свободе.
Перебирая в уме все подробности прошедшего дня, Джаган с удовольствием думал обо всем: дом их был хорош и удобен, в комнатах чудесно пахло благовониями, и запах этот как-то очень удачно смешивался с запахом навоза из хлева, аккордеон был расстроен, и по нему нельзя было судить о ее музыкальных способностях. Голос у нее хрипловат, потому что ей пришлось приспосабливаться к этому ужасному инструменту. Он был уверен, что на самом деле голос у нее так, же прелестен, как и лицо… Потом и он заснул и проспал до самого конца путешествия. Им нужно было сойти и сделать пересадку на какой-то станции, в Мальгуди поезд пришел рано утром. Брат окликнул повозку, долго торговался, а потом они отправились в свой старый дом на улице Лоули. Пока брат спорил с возницей, потребовавшим на две аны больше условленного, Джаган подхватил свою сумку и прошел в дом. Мать улыбнулась ему, но ничего не спросила. Отец доставал во дворе воду из колодца, он взглянул на Джагана и продолжал свое дело. Сестра ходила вокруг священного дерева туласи[17], посаженного во внутреннем дворике. Она хитро улыбнулась ему, продолжая шептать молитвы. Джаган удалился к себе в комнату и подумал:
17
Небольшое деревце, выращиваемое во дворе каждого индусского дома. Оно почитается как воплощение богини, перед ним на рассвете молятся женщины семейства.