Пока длился этот монолог, руки его заканчивали работу над свадебной группой — разглаживали картон и снимали последние капельки клея. Сидел он на корточках на полу, у низенького рабочего столика. Держа фотографию в вытянутой руке, он сказал:
— Дело, конечно, не мое, но столько людей совершает эту глупость каждую неделю, и правительство хоть бы что, а все кричат о перенаселении, так неужели нельзя хоть на десять лет запретить все браки? — Он завернул готовый заказ в старую газету, обвязал бечевкой и поставил к стене. Наступила наша очередь. Он взял мой снимок, опять рассмотрел его и заметил: — Надо же, пятьдесят голов вместить в размер открытки. Правда, человечки они маленькие, но все же… тут без лупы и не разберешь, где кто. — А потом спросил дядю: — Выбирать цвет для паспарту и рамку ры предоставляете мне или у вас есть какие-нибудь пожелания?
Озадаченный этим вопросом, дядя ответил:
— Я хочу, чтобы получилось красиво. Хочу, — повторил он, — чтобы получилось очень красиво.
— Не сомневаюсь, — сказал Джайрадж, любивший, чтобы последнее слово оставалось за ним. — Так вот, для фотографии этого тона некоторые оттенки паспарту и дерева подходят, а другие не подходят. Если вы предпочитаете что-нибудь неподходящее, я все равно сделаю, пожалуйста. Заверну в бумагу, отдам вам и получу сколько следует, но будьте уверены, радости это мне не доставит. Так что решайте.
Дядя, подавленный всеми этими рассуждениями, молчал. Он словно боялся, но и хотел поскорее услышать самое худшее. Джайрадж положил карточку перед собой и придавил стальной линейкой. Мы ждали, что будет дальше. Тем временем подошли еще какие-то люди и расселись на скамье, как в приемной у зубного врача. Джайрадж не соизволил их заметить, как не замечал он толпу, вливавшуюся в ворота рынка: покупатели, разносчики, нищие, собаки, коровы, кули с корзинами на голове, мужчины и женщины всевозможного вида — все толкались, кричали, смеялись, переругивались, колыхались как одно целое; и всем им было бы удобнее входить и выходить, если бы поперек ворот не торчала скамья Джайраджа.
Появился какой-то лысый мужчина, опасливо присел на скамью и сообщил:
— Меня попечитель прислал. — Джайрадж и бровью не повел: подобрав с полу кусок багета, он со звоном отпиливал от него планку нужной длины.
Внезапно мой дядя спросил:
— Когда будет готово?
Пока Джайрадж собирался с ответом, лысый мужчина повторил четвертый раз:
— Меня попечитель прислал.
Джайрадж, воспользовавшись этой минутой, крикнул молодому человеку, который стоял, прислонясь к велосипеду:
— Завтра в час дня. — Тот вскочил на велосипед и уехал.
Лысый опять затянул:
— Меня попечитель…
Джайрадж взглянул на моего дядю и сказал:
— А это смотря по тому, когда вам нужно.
Лысый сказал:
— Попечитель… завтра уезжает в Тирупати… и требует…
Джайрадж не дал ему закончить фразу:
— Требует меня к себе? Передай ему, что мне недосуг пускаться в паломничество.
— Нет-нет, он требует свою карточку.
— Что за спех? Получит, когда вернется из Тирупати…
Лысый опешил.
А тут подошла женщина с корзиной на боку, продававшая листья бетеля, и спросила:
— Ребеночка-то мне когда принести?