— Ты уже начал писать? — спросил Джаган робко.
— Я не из тех, кто показывает свою работу до ее окончания.
— А о чем твой роман? — не унимался Джаган.
Сын отошел подальше и с угрозой в голосе повторил:
— Ты что, мне экзамен устраиваешь?
— Нет-нет, что ты…
— Я знаю, ты мне не веришь, — сказал сын уныло.
На мгновение Джаган смешался. Впрочем, он тут же опомнился и с горячностью заявил, что верит в него безгранично. Но в голове у него вертелся вопрос: почему их всегда разделяла невидимая стена? Сколько он помнил, за двадцать лет он ни разу не был строг с сыном, всегда разрешал ему все, что тот не пожелает. А последние десять лет — после того, как мальчик потерял мать, — он был с ним особенно ласков. Джаган навсегда запомнил ту страшную пятницу, когда доктор Кришна, их врач, осмотрел ее и только сказал:
— Врачи здесь не помогут. Очень редкий вид мозговой опухоли… Если б мы знали, отчего она появляется, мы бы знали и как от нее избавиться.
Близилась полночь. Доктор Кришна не отходил от больной вот уже двое суток. Лед, кислород, уколы — все было пущено в ход, чтобы спасти ее жизнь. Он был измучен физически, к тому же намеки Джагана, что природное лечение могло бы принести ей больше пользы, довели его чуть не до безумия.
— Природа! — говорил он резко и с раздражением, отвернувшись от постели больной. — Природе все равно, хоть бы мы все поумирали. Ей ни к чему мозг, пораженный злокачественной опухолью, и все тут!
Джаган промолчал, чувствуя, что момент для изложения его теорий выбран неудачно. Но когда врач попрощался и уселся в машину, Джаган, вышедший проводить его, не удержался и сказал:
— Вы сами со мной согласитесь, доктор, когда прочтете мою книгу. У меня уже собран весь материал.
Врач нетерпеливо махнул рукой и сказал:
— Идите, идите к своей жене. Ей осталось жить всего несколько часов. Ваш сын на вас смотрит. Поберегите его.
Оглянувшись, Джаган увидел в дверях Мали. В глазах у него было смятение. Джагану больно было смотреть на его худенькое, тощее тело (Мали вырос и раздался в плечах неожиданно, когда ему исполнилось восемнадцать лет). Сын спросил:
— Что сказал доктор?
Все эти месяцы он ухаживал за матерью. В редкие минуты просветления она знаком подзывала его к себе и ела только из его рук. Он бежал из школы, чтобы покормить ее, и почти не выходил из дому поиграть с друзьями. Услышав его вопрос, Джаган потерял самообладание и, припав к сыну, в голос зарыдал. Мали вырвался и, отбежав в сторону, растерянно и тревожно смотрел на отца.
Шли годы, но Джаган не забыл этой минуты. Боль, пронзившая его при взгляде на Мали в тот черный день, камнем легла ему на сердце да так и осталась там. С этого дня между ними встала стена. Мальчик перестал говорить с ним нормально.
— Нет-нет, — извинялся Джаган, — я уверен, что ты напишешь что-нибудь хорошее, сынок. Я в этом нисколько не сомневаюсь. Мне просто хотелось узнать, о чем твой роман, вот и все. Ты же знаешь, как я люблю всякие истории. Помнишь, как я их тебе рассказывал перед сном? Про черную обезьянку, например? Ты ее так любил!
Когда сын остался полностью у него на попечении, Джаган отвлекал его от грустных мыслей рассказами из «Панчатантры»[9]. Сын никак не отликнулся на его слова. Видно, не помнил те дни или не желал вспоминать их.
Джаган сказал:
— Знаешь, я ведь тоже вроде писатель. Ты еще обо мне услышишь, когда «Правдивый печатник» издаст мою книгу.
И он неуверенно рассмеялся.
— Папа, ты не понимаешь, — сказал сын просто. — Я хочу написать что-то совсем другое.
— Конечно, конечно… Если тебе понадобится моя помощь, скажи мне, пожалуйста.
Казалось, все было так просто: ничего не печешь и не жаришь и зарабатываешь двадцать пять тысяч рупий. Они проговорили до часу ночи, и за это время Джаган узнал много нового о своем сыне. Он узнал, что купон мальчик вырезал из журнала в библиотеке колледжа и что, если б его поймали на месте преступления, ему бы грозили наказание и позор.
— Я вырезал его бритвой, под самым носом у библиотекаря, — сказал он посмеиваясь.
— Не знаю, правильно ли ты поступил, — сказал растерянно Джаган.
— Конечно. А как же еще я бы его достал! — ответил сын, вынимая купон, заложенный в записную книжку.
Джаган глянул на купон и сказал:
— Если он из «Викатана», можно было заплатить четыре аны и купить журнал. Один номер или несколько, сколько бы тебе понадобилось.
— Это каждый может сделать, — сказал сын. И добавил таинственно: — Мне давно хотелось проучить этого библиотекаря. Очень уж много он о себе понимает.