— Конечно. Еще он говорит, что знает, где вы держите деньги, не положенные в банк.
— Ах, вот как? — воскликнул Джаган, радуясь в душе, что перепрятал непорочную сумму. — Деньги — зло, — прибавил он с чувством.
Братец сказал:
— Может, мне велеть мальчишке выбросить медный сосуд вон?
Оба они посмеялись над шуткой, но Джаган веселился недолго. Он вдруг помрачнел и сказал:
— Надеюсь, вы найдете случай сказать моему сыну, что у меня нет таких денег.
— Вы ведь теперь разговариваете друг с другом. Почему бы вам самому не сказать ему об этом?
Джаган вздохнул.
— Я не хочу портить ему настроение.
Мали усиливал нажим.
Совсем недавно Джаган с тоской ждал от сына хоть слова, а теперь уже сожалел о том, что наступила оттепель.
Его выслеживали, словно зверя. Приходя и уходя из дому, он чувствовал, что за ним внимательно наблюдают, силясь прочесть ответ на его лице. Да или нет? Грейс выразительно поглядывала на него. Мали, если он был дома, то и дело под каким-либо предлогом заходил на его половину. После демонстрации машины Джаган упорно избегал всех литературных тем.
«Они хотят сделать меня банкротом, — говорил он себе, стоило ему заслышать приближающиеся шаги. — Пятьдесят одна тысяча долларов! Не могу сказать, чтоб я вдруг страстно полюбил деньги, но и бросать их на ветер я не намерен. К чему нам романы и все эти машины?»
Как-то утром после завтрака Мали остановился в дверях молельни, где в раздумье сидел перед богами отец. Джаган заметил, что на Мали были синие брюки.
— Теперь все делают машинами, — сказал Мали, упершись руками в самую притолоку. — Стирают, например… Ты видел стиральную машину?
— Нет, — ответил Джаган, стараясь свести разговор о машинах до минимума.
— Режут, мелют, вычисляют — все делают электричеством.
За спиной Мали появилась Грейс.
— Теперь даже карандаши чинят машиной, — подхватила она.
— Зря мы не взяли ее с собой, — сказал Мали, поворачиваясь к Грейс.
Раньше Мали никогда не искал встречи с отцом, а теперь врывался к нему даже в молельню, когда он беседовал с богом. Джаган ничем не выдал своего недовольства, только закрыл глаза и забормотал заклинания. Наконец Грейс сказала:
— Мы не должны прерывать его молитвы.
Молитва была надежным убежищем, но и ей рано или поздно наступал конец. Нельзя же молиться вечно, хоть, вероятно, и следовало бы.
Джаган научился ускользать. Покончив с молитвами, он пробирался на цыпочках в кухню, готовил себе завтрак без соли, проглатывал его, надевал домотканую рубаху и бесшумно выходил из дому. Но, как он ни старался, в коридоре ему всегда попадалась Грейс — она отворяла перед ним дверь и говорила что-нибудь о политике или о погоде, заглядывая ему в глаза с немым вопросом о машине. Его поражало, как близко к сердцу принимает она интересы Мали. Чувства его, как всегда, были двойственными: он ценил ее преданность Мали и сердился, что она старалась завлечь его в их предприятие. Мали держал себя не очень навязчиво — казалось, он доверил эту задачу Грейс. Даже приход в молельню был, очевидно, продиктован ею. В голове Джагана порой мелькало подозрение — не потому ли она так мила, внимательна и приветлива с ним, что хочет заполучить его деньги?
На пути в лавку Джагана, погруженного в раздумья, остановил на углу возле памятника городской нищий.
— Ты ведь здоровый, — в сотый раз за год повторил ему Джаган. — Почему же ты не поищешь работу?
— Где у меня время, господин? Пока я обойду город с миской для подаяния и вернусь сюда, день уже подходит к концу…
Джаган бросил ему медную монету, вспомнив старинное изречение: «Твори добро, ни о чем не спрашивая».
В знак признательности нищий сказал:
— Господин ничего не рассказывает мне теперь об Америке. Почему?
— Потому что я рассказал уже все, что тебе следует знать.
— А чем теперь занят молодой господин? — спросил нищий.
— Гм… он скоро начнет строить фабрику, — ответил Джаган без особой уверенности.
— А что он будет там делать?
— Всякие машины, — ответил Джаган неопределенно.
Ему хотелось, чтобы нищий поскорей от него отстал. К счастью, тот увидел, что навстречу им кто-то идет, и отошел. Джаган ускорил шаг. Проходя мимо типографии, он заметил, что Натарадж сидит один за своей конторкой, и, повинуясь неясному импульсу, спросил:
— Надеюсь, вы не забыли о моей книге?
— Как можно? — отвечал Натарадж. — Вот только разделаюсь с очередными заказами и сразу возьмусь за нее. А знаете, теперь я ваш семейный печатник. Мали дал мне срочный заказ, нужно исполнить его в три дня. Это проспект его нового предприятия.