На мне так и осталась кофта Мити, в которой я тонула, успешно скрывая бинт на руке.
Митя припарковал мотоцикл у старенького двухкомнатного домика с низкими потолками на окраине соседнего городишки с населением в несколько тысяч человек. Это все, что у них было. Но это всё было пропитано заботой, любовью и пониманием. Мне нравилось проводить время в доме Мити. Возможно, я даже своим присутствием стесняла их, но тетя Лена тактично отмахивалась и при каждой встрече обнимала, целовала и одобрительно кивала. Я была частью их жизни; я шла бок о бок с Митей — взрослея. И тетя Лена не хотела забирать у нас это, считая это самым ценным в жизни.
— Ну, где вы были? Я вся извелась уже, — мама Мити щебетала на кухне, звеня половником, призывая к ужину. Она бросила укоризненный взгляд на шлемы в наших руках, я потупила взгляд и ничего не говорила, прячась за спиной друга, — ты катаешь ее на этой фаршевозке?
Тетя Лена не одобряла новое увеличение сына — мотоцикл, считая, что это безрассудно, гонять на высокой скорости; да и просто иметь транспорт для одного сезона из четырех, бонусом это трата огромных денег для школьника; на увлечение которого он теперь сам подрабатывал.
— Ма! Я соблюдаю правила, — Митя посуровел, сделал шаг вперед и закрыл меня от пристального взора тети Лены. Его голос прозвучал довольно грубо для восемнадцати лет, низкий бас, приправленный холодным тоном. Никогда не видела его таким. — Пока Данька со мной, она в безопасности.
— Очень на это надеюсь, — еще раз бросила взгляд на шлемы, мама Мити, — идите ужинать.
— Мы сейчас вернемся, — Митя не дождался ответной реплики от тети Лены, взял меня под руку и повел вслед за собой. Тетя Лена сопроводила нас строгим и любопытным взглядом.
Митя завел меня в свою узкую маленькую комнату, закрыл дверь. Усадил на кровать. Медленно развязал повязку на моей руке. Из ящика достал тюбик мази.
— Я сохраню твой секрет, — спокойно произнес, собирая брови у переносицы, проводя пальцами по запястью с целебной мазью, холодной и тягучей — я скорчилась, чувствуя, как травмированная рука заныла, с виду все становилось только хуже; запястье опухло, пальцы превратились в сосиски-переростки, но до сарделек еще не дотягивали, с другой стороны это только первый день и ушиб только набирает обороты, — но это совсем не значит, что я одобряю твои действия. Ты должна показаться врачу, — уговаривал меня Митя. — Ты должна рассказать о том, что с тобой случилось родителям…и мне.
Я предательски держала глаза опущенными, показывая свою озабоченность посиневшей рукой, будто и не слыша, что говорит Митя.
— Матвей! — позвала из кухни тетя Лена. Никто никогда его так не называл. Для всех он был Митей! Для меня Матей. Только для меня.
Видимо тетя Лена собиралась начать с ним серьезный разговор, раз позвала его полным именем. Очень вовремя. Избавляя меня от ненужных объяснений, я облегченно выдохнула и отдернула руку, позволяя ему отвлечься от меня и обратить внимание на то, что его зовут.
Я слышала, как за дверью тетя Лена суровым сквозь зубы шёпотом что-то говорила Мите. Пару раз в ответ он громко фыркнул. На что та в свою очередь наседала с какими-то претензиями, возможно. Слов было не разобрать.
Митя вернулся в комнату, плотнее закрывая дверь.
— Тебя ругали?
— Ма уходит на работу и сказала, чтобы в девять спать, максимум в десять.
— Точно? — со скепсисом уточнила я, не веря в слова Мити.
— Думает, что мне до сих пор восемь лет. «Спокойной ночи малыши» и спать! И никаких возражений в наше время не принимается, но мы и не станем спорить, правда?
— Мы остались без ужастиков в час ночи? — огорченно уточнила я.
Это была наша традиция, выбрать самый страшный фильм и смотреть его ночью, кричать, визжать и пугаться.
Митя снова будто напоказ фыркнул. Достал из рюкзака вино, что я забрала вчера с торжества у своих одноклассников, и с обворожительной улыбкой произнес:
— Даже лучше!
Мама Мити всю жизнь работала в ночные смены (так платили больше), она была врачом и иногда подрабатывала на скорой или в неотложке. С таким графиком и работой контролировать нас было тяжело, тем более, когда дети растут не по дням, а по часам. И хитрить мы научились с ранних лет.
— Что посмотрим? — глаза Мити ехидно забегали, а улыбка становилась только шире.
— Что-то очень-очень страшное, — я, хромая отправилась за бокалами для вина, оставив Митю в терзаниях о кино и бесконечным списком фильмов-ужасов.
— «Пила[1]»! — выкрикнул он.