И они поторопились шагнуть в загадочную зовущую неопределённость, с надеждой на спасение и с верой в русское «авось».
Глава 3
Дверь за ними закрылась и исчезла, будто её не было вовсе. Они прошли по коридору и оказались в сумерках слабо освещённого помещения. Кроме одиноко пустующей вешалки, стоящей в углу, и белой двери с позолоченной ручкой, здесь не имелось ничего. Над дверью светилось засиженное мухами зелёное пятно с ядовито-оранжевой надписью: «Служебный вход».
– Мухи! – нарушил тишину Кузьмич.
– При чём тут мухи? – переспросил Погодин.
– Как при чём?! Это же означает две вещи. Одна из них радует: здесь есть жизнь! Вторая же менее приятна, – продолжил истолковывать сомнительную примету Кузьмич, – теперь мы точно влипли!
– Послушаешь вас – и умом можно тронуться, куда ни кинься – кругом одни враги, – сказал Стародубцев.
Он подошёл к двери и подёргал за ручку. Дверь была заперта.
– Соблюдайте конспирацию, – хмурясь, предостерёг Кузьмич.
– Что за глупость? Может, мне ещё прикажете ветошью прикинуться и тухнуть в этом склепе? – возмутился Иван. – Нет уж, с меня хватит! – и он стал что есть силы стучать кулаком в дверь.
– Бога ради, успокойте своего друга, – обратился к Погодину Кузьмич.
– Как вы себе это представляете? – поинтересовался Семён.
Кузьмич, негодуя, показал на вешалку.
– Да вот, хоть бы ею. И раза так два-три успокойте.
Стародубцев резко повернулся и, сверля пальцем воздух в сторону слесаря, зашипел сквозь зубы:
– Вот! Вот она, классовая неприязнь. Мне надоели ваши дурацкие советы, меня тошнит от вашего идиотского толкования надуманных примет. И, более того, мне надоели вы сами.
– Третьим будешь? – вдруг раздался чей-то голос из тёмного угла.
– Что за чепуха? Каким это третьим? – в недоумении пробормотал Стародубцев, с тревогой всматриваясь в говорящую из угла темноту.
– Ну, если не хочешь быть третьим, будь тогда первым, – сказал тот же голос.
Недоумение художника было недолгим. Догадка занозой кольнула в сердце.
– Засада! – цепенея от страха, промолвил он.
Могильный холод пробрал Ивана до костей. В голове всё помутилось. Земля качнулась под ногами. Подоспевший Погодин едва успел подхватить его под руки.
– Прислоните его к стенке, – заботливо посоветовал тот же голос.
– Окружили, гады! – с горечью в голосе бросил Кузьмич.
Заслонив собой живописцев, он с криком «Но пасаран! Стреляй, сволочь!» – рванул на себе рубашку, и явил на свет, вытатуированных на груди, трёх синебородых отцов мирового пролетариата: Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Ленина.
И под косые взгляды столпов материализма в мрачный угол пушечным ядром просвистела бутылка «Столичной».
Из темноты не раздалось ни выстрела, сотрясающего стены, ни крика, разрывающего воздух, лишь в сторону запасного выхода, по стене, скользнула тень. Но, налетев на застывшую глыбу силуэта, впечатанную в стену тенью Кузьмича, она отвалилась куском отсыревшей штукатурки и шлёпнулась на пол.
В происходящее невозможно было поверить. Этого просто не могло быть, но это было. Казалось, ещё мгновение и для них откроется какая-то великая тайна.
– Креста на вас нет, – рассеивая надежды, пробулькала жидкая кучка извести, источая запах «Столичной».
– Вот тебе и «Диалектика», вот тебе и «Исторический материализм», – прошептал Кузьмич, осенив себя крестным знамением.
Вдруг распластанная субстанция оторвалась от пола и повисла в воздухе. Затем она стала вращаться всё быстрее и быстрее. Бешеный волчок заструился ярким светом, забрезжил всполохами огненных искр. И прямо на глазах у заворожённых беглецов из него, как чёрт из табакерки, появился вполне приличный гражданин приятной наружности, ростом выше среднего, с копной седых волос и с хитрым прищуром голубых глаз.
– Эйнштейн! – крякнул изумлённый Кузьмич.
– Вы кто? – осведомился у седовласого явления, усомнившийся в домыслах слесаря Погодин.
– Ангел! – ответил гражданин белозубой улыбкой.
– А где перья? – недоверчиво спросил Кузьмич.
– Крылья, – уточнил Семён, имевший более точное представление о библейской тематике.
– Крылья – это атавизм. И не святым духом я питаюсь, а пью и ем, нужду справляю. В общем, ничто мирское мне не чуждо. Ещё вопросы будут?
– Так что же, значит, мы уже того? – спросил полуживой Стародубцев.
– Не того… – Ангел закатил глаза, – а этого, – он покрутил пальцем у виска, – от страха совсем голову потеряли. Я тут было с предложением к вашей троице: не ломать дверь, а по очереди пройти в зал. А вы сразу «сволочь», да и бутылкой зачем швырять?