Всё-таки…
– А у нас общага полыхнула, – я старательно приноравливалась к его широким шагам и смотрела исключительно под ноги. – Жили в секции придурки, сдвинутые на спиритизме, некроманты недоделанные, чтоб их… Поди они и подожгли, гады. К ним как ни заглянешь – всё в горящих свечах, внутренности какие-то на полу, а сами травку курят и в астрал уйти пытаются. И жалобы мы на них писали, и ребята со старших курсов их били, да видно, плохо… Помню, что заселилась, пошла к ребятам отмечать, а потом… домой вдруг потянуло.
Да, босиком и в летней майке…
– Мы, наверно, поэтому и уйти не можем – ни из дома, ни… вообще. Мы вернулись домой, чтобы понять, почему остались. И чтобы попрощаться. Без этого повсюду путь закрыт. Значит, нам нужен продавец. И его зелья сна – прошлое увидеть, вспомнить, проститься, – я остановилась на перекрестке, огляделась, свернула в темную подворотню и решительно добавила: – Да, пока я не попрощаюсь со своими, покоя мне не будет. Может, продавец и нечист намерениями… Я рискну. Пока есть силы. Что?
– Почему я тебя раньше не замечал? – Егор улыбнулся тепло уголками губ. – Ты так здорово изменилась…
Я вспыхнула смущенно, аж волосы заискрили. Дурак потому что… слепой. Мы прошли вдоль современного пятнадцатиэтажного комплекса, свернули за угол, и я затормозила у косого одноэтажного домика. Такое у нас соседствует сплошь и рядом: сияющие высокотехнологичные новостройки, а напротив – косые хибарки с туалетом на улице. В доме за приоткрытыми ставнями теплился свет. Радужный, туманный… словно пар из пузырька.
– Здесь, – на меня вдруг напал мандраж, и я нервно сглотнула. – Сюда.
– Разделяемся, – Егор отпустил мою руку. – Я пойду первым, а ты понаблюдай в окно. Если он действительно душами питается… Юсь, риск риском, но тел много, а бессмертная душа одна, и ее надо беречь. Да, я верю в реинкарнацию, представь себе. Если начнет делать гадости… спали его к чертям. Мне же в тебе огонь не почудился, нет?
Я подобрала увядший лист и сжала его в ладони. Заискрило. Посчитав до трех, я разжала кулак и сдула с ладони горстку пепла.
– Отлично, – он одобрительно кивнул и велел: – Наблюдай. Дай мне минут пять-десять, и тогда смотри, не светись раньше времени. Удачи… нам, – и вдруг наклонился, чмокнул меня в щеку.
Я снова вспыхнула. А Егор обернулся на пороге и уточнил:
– А какое оно, нужное тебе зелье?
– Красное. Как кровь.
Сосед кивнул и постучался. Я едва успела скрыться за углом, как скрипнула дверь, и радостный бас «профессора» прорезал ночную тишину:
– Ох ты, какими судьбами, дружок? Один пришел? А девушку-красавицу не видал по дороге? Такую светленькую, волосы пушистые, глазки синие, Юстинкой звать. Нет?
– От неё и пришел, – сдал меня Егор с потрохами. – Доброй ночи, Федор Платонович. Сном не угостите? А Юся не смогла добраться – сорвалась домой, не отпускает её. Завтра будет снова пробовать.
– А ты с ней рядом живешь? – в голосе продавца зазвучало восхищенное уважение. – Силён, раз дошёл и нашёл… Заходи, Егорка, угощу!
Притаившись за углом, я считала. Раз по шестьдесят, два по шестьдесят, три… Из окна во двор полилось синее мерцание – сосед решил вспомнить прошлое. Я выдержанно досчитала до шестисот, прибавила на всякий случай ещё шестьдесят пять и отправилась подглядывать. Чуть-чуть приоткрыла ставень, посмотрела в окно и замерла. Проклятый «профессор» не просто заимствовал образы, он воровал чужие сны!
Сосед спал, вытянувшись на диване, что-то недовольно бурчал себе под нос, дергал левой ногой, а над ним клубились мерцающие синие силуэты. Мелькнула тонкая девичья фигурка, пронеслась стремительно машина, какой-то мужик в кимоно присел на корточки и вдруг мутировал в крупного лохматого пса. А рядом, у изголовья, стоял продавец и ловил образы шестигранной пробиркой. И каждый сон каплей стекал по стенке, наполняя пузырек, и с каждым потерянным сном все явственнее дергался спящий. И дышал всё тяжелее, и бледнел, и дергался. И каждый следующий сон-образ был светлее предыдущего, терял очертания и таял, стекая чернильной каплей по бутылочному стеклу.