— Олла арито са иф… — произнес Олимпиец.
Тотчас слова его были переведены на русский язык. Кто сделал перевод, осталось неясным: может быть, один из приборов, стоявших на столе, может быть, стены комнаты. Олимпиец сказал:
— Не надо ничего объяснять. Я знаю о вас все.
Друзья ожидали чего угодно, только не этих слов. Никто не ответил гиганту. Павел и Виктор продолжали стоять.
— Войдите и сядьте, — сказал Олимпиец.
Павел и Виктор вошли. Тотчас от стены отделилась скамья, услужливо подкатила к ним. Павел и Виктор сели, молча переглянулись.
— Можете снять гермошлемы.
Космонавты подняли смотровые пластины. Олимпиец все так же сидел в полуоборот к ним. Лицо его, освещенное ровным голубоватым светом, было старше лиц, виденных космонавтами в капсулах. «Капитан корабля», — решили они. Человек был мужествен, сложен могуче, с широким лбом, мягко очерченными губами. Портило лицо равнодушие, с каким он смотрел на пришельцев, будто это была не встреча в космосе, которой земляне ни разу не знали, а просто в гости к нему зашли знакомые, оторвали его от дела, и он не знает, что им сказать, они сами должны догадаться, что пришли не вовремя, и, наверно, было бы лучше, если бы не приходили совсем. Это сковывало землян. Надо было о чем-то говорить, спрашивать, а язык не поворачивался. Не такой им представлялась встреча с братом по разуму.
А может быть, Павел и Виктор ошибались? Может, Олимпиец в совершенстве владел чувствами, не выдает своего любопытства? Может быть, эти люди какой-то гранью отличаются от землян, к ним нельзя подходить с обычной земною меркой? Но тогда почему все обитатели корабля, кроме одного, спят? Почему этот не вышел навстречу землянам? Что за странный разговор начал он, будто знает о них все? Как он может все знать?..
Олимпиец словно угадал мысли землян.
— Все о вас и об экспедиции «Орбели» рассказал Мозг, — произнес он. Вы видели его в круглом зале.
— Но… как мог капитан Карцев сказать о нас такие слова? — спросил Виктор.
— Капитан жив, — сказал Олимпиец. — Экспедиция не погибла.
Это было удивительнее слов капитана, услышанных от туманного шара. У Павла и Виктора захватило дыхание.
— Мы совершаем учебный рейс, — продолжал Олимпиец, — далеко ушли на край Галактики. Из-за этого нарушилась координация времени. Надо было уравнять разницу — переместить градиент. Вы попали в зону перемещения. Когда спускались в подъемнике на Луне, вы потеряли сознание. Это был миг. Он переместил вас в будущее на четыре года…
— Значит, посадка корабля на Луне!.. — воскликнул Виктор, вспомнив космодром на спутнике Геи.
— «Орбели» искал вас, — пояснил Олимпиец.
— Где он теперь?
— Мы догоняем его, корабль прямо по курсу.
Разговор налаживался, космонавты почувствовали себя свободнее.
— Как вы узнали о нас? — спросил Павел.
— Мозг знает все. Он обнаружил вас на Луне.
— А как произошло это… перемещение?
— Все случилось по нашей вине. Перемещение производил Ило — третий по галерее. С этой работой он сталкивается впервые: все они, — Олимпиец кивнул головой на дверь, — практиканты, готовятся к галактическим навигациям. За экспериментом он не заметил предупреждения Мозга. Я исправляю его ошибку.
— Вы спасли нас?
— Это наш долг.
— Мы благодарим вас! — горячо сказал Виктор.
— Из-за этого мы отклонились от курса и от работы.
Кажется, это прозвучало укором. Видимо, люди неизвестной планеты не умели скрывать истину от других.
Наступила пауза. Чем она становилась дольше, тем неприятнее казалась землянам.
— Это ваш межзвездный корабль? — спросил Виктор первое, что пришло в голову. Вопрос был детским, но перед Олимпийцем земляне чувствовали себя растерянными и маленькими.
— Да, — ответил на вопрос Олимпиец. — Когда мы летим в неизвестную область, мы заключаем корабль в астероид, чтобы предохранить его от столкновений с метеоритами.
— На наших кораблях мы пользуемся радарами, — сказал Виктор.
— Мозг знает устройство ваших космических кораблей…
Олимпиец чисто человеческим жестом поднес руку ко рту и почти открыто пересилил себя, скрывая зевок. Одновременно Павел и Виктор почувствовали ответы на вопросы, которые еще не были ими высказаны, но уже зародились в мозгу. Это была безмолвная беседа с Олимпийцем, обмен мыслями в целях экономии времени, и такой разговор удивил их, как все на этом удивительном корабле. «Да, это я, — говорил Олимпиец, — догнал вашу «Лодку», чтобы приблизить ее скорость к скорости света и помочь вам догнать «Орбели». Я выходил, посадил ракету на астероид, мои следы вы увидели в лощине. Вы должны были прийти сюда и пришли. Я рассказал вам все о вашей судьбе и «Орбели». Что же вам еще надо?»
— Вы хотели бы побывать на Земле? — спросил Павел, нарушая безмолвный монолог Олимпийца.
— Нет, — четко произнес тот, и лицо его осталось неподвижным.
— Почему?
— У нас свой маршрут.
— Хотя бы из интереса! — настаивал Павел.
— Какого интереса? — спросил Олимпиец. — Цивилизаций, таких, как ваша, только на известном нам участке Пространства… — Он секунду помедлил, словно ожидая чего-то, — пятьдесят восемь тысяч, — сказал он, несомненно получив ответ откуда-то, может от Мозга.
— Этот участок велик? — спросил Виктор.
— Четыре миллиарда ваших световых лет.
— Вам известен наш световой год?..
— Все, что вы знаете, видели, пережили, — последовал ответ, проанализировано и записано Мозгом…
Беседа мельчала, все сводилось в ней к одному знаменателю. Павел и Виктор чувствовали себя дошкольниками перед профессором. Что-то рождало в них недовольство: то ли громадность всего и неспособность понять, что они видят на корабле, то ли преклонение Олимпийца перед Мозгом — машины, ими самими созданной. Земляне понимали гуманность этих людей, но не могли понять отсутствия у них интереса к Земле. Как-то само собой получилось, что их ничтожество до чрезвычайности было обнажено Олимпийцем. Или он не понимал этого или не считал нужным прикрыть свое величие и снизойти к землянам. Он был внимателен, но он был холоден, и это землянам не нравилось… Вдруг недовольство рождалось и у него? Это было возможно по психологическому закону подобия чувств разных по характеру собеседников.
«Надо кончать разговор», — подумали Виктор и Павел.
Олимпиец охотно откликнулся на их мысль.
— Вы пойдете тем же путем, — сказал он, — через зал и через туннель.
Виктор и Павел поднялись. Диван так же беззвучно отошел к стене.
— Через час, — напутствовал Олимпиец, — «Лодка» уйдет к «Орбели». Астероид уже в поле его радара.
Космонавты медлили. Неужели так и придется расстаться? Олимпиец неподвижно сидел на стуле.
— А если… — изменившимся голосом спросил Павел. — Мы что-нибудь сделаем не так?
— Вы, — ответил Олимпиец, — просто ничего не сможете сделать.
Он улыбнулся — первый раз за весь разговор. Лучше, если бы он не улыбался совсем. В его улыбке было столько иронии, снисходительности, что земляне похолодели.
Павел с треском захлопнул шлем. Виктор, чувствуя, что у него дрожат руки, тоже опустил стекло. Они вышли за дверь, которая сейчас же закрылась за ними. Медленно прошли вдоль саркофагов. На какое-то мгновение Виктор почувствовал неприязнь к сине-зеленому свету, к хрустальным капсулам. «Спокойнее…» — сказал он себе. Они спустились по лестнице. Возле шара остановились. Павел увидел Пространство, мчавшийся среди звезд «Орбели». Корабль поднимал антенны. Это делалось тогда, когда приемники настраивались на Землю, корабль входил в пределы Солнечной системы. Виктор увидел пейзаж: голубовато-зеленое солнце заливало долину, расположенную среди пологих холмов, теплым, словно осязаемым светом. Спокойно лилась река. На берегу возвышались два-три строения, гигантскими ступенями устремленные к небу. Чем-то они напоминали зиккураты древних вавилонян. Ослепительной молнией резали воздух несколько металлических треугольников — картина показывала движение. Людей не было видно, но Виктор решил, что это мир Олимпийца — чистый, благоустроенный мир. Виктору хотелось увидеть больше, но перед землянами уже раздвигались двери шлюзовой камеры.