Ему говорили:
— Это эксперимент. Ты — первый. Потом пойдут многие. Построим города под водой.
Зачем города, думает Тиль. У рыб нет городов. Тиль чувствует себя рыбой.
Не дожидаясь следующей волны, Тиль бежит ей навстречу. Ныряет. Плывет.
Доплыв до середины лагуны, Тиль погружается в глубину.
Он умеет все: плавать, нырять, бродить по морскому дну, уходить вглубь, где едва мерцают фосфоресцирующие огни.
Лагуна мелка. До дна просвечивается солнцем. Глубь океана дальше — за рифом. Оттуда идет беспрерывный гул, ворчание — работает океан. Так у берегов. Если заплыть дальше, ворчание затихает. Но там другие звуки: болтовня дельфинов, скрипы, шорохи рыб. Иногда — пение китов.
Тиль идет по песчаному дну. Ему легко, может побежать вприпрыжку. Его ничто не стесняет. Его одеждапояс и ласты. На поясе нож в ножнах. Обруч с гидрофоном он бросил. Снял с головы и бросил. Обруч ему ненужен. Ничего больше не нужно: ни каюта на корабле, ни профессор Сау, ни ассистент профессора Клабс.
Тиль дошел до рифов атолла. Его стало покачивать. Океан бился за оифами, перебрасывал волны через коралл. Раскачивал воду. Тилю это было знакомо. Но он знал, что в кораллах — в барьере — встречаются спокойные уголки: заводи и пещеры. Тиль искал такую пещеру. Нашел. Вгляделся в зеленую полумглу — нет ли в пещере хозяина. Зелень сгущалась, в глуби пещеры ничего не было видно. Тиль поднял два обломка коралла, постучал одним о другой. Это могло означать: я пришел. Могло означать вызов.
Никто не откликнулся. Тиль вошел в сумрак пещеры. Ему хотелось отдохнуть и подумать.
Тиль не помнит отца и матери. Помнит бабку Олавию, рыбачий поселок, море. Оно кормило бабку и его, Тиля. А когда бабка умерла — его. Море богато: рыба, кальмары, устрицы, водоросли — все можно есть. Море красиво: синее днем, золотое в закатах. Лунное по ночам. Море — жизнь и судьба Тиля.
Позже он открыл город, порт. Здесь, на пристани, у бортов стройных судов, можно было найти банан, корку хлеба. Кто-нибудь из портовых рабочих бросал ему кусок колбасы:
— Будешь грузчиком!
Это вызывало смех: Тиль был хрупок и тощ, как былинка, выросшая между камнями. Колбасу он брал, уходил прочь.
— Парень, — кричали ему, — спасибо забыл сказать!..
И это вызывало смех.
В порту его нашел Клабс.
— Мальчик, — сказал он. — Ко мне!
Тиль подошел.
— Как тебя зовут?
— Тиль.
— Есть хочешь?
Тиль кивнул.
— Пойдем, — сказал Клабс.
Поглядывал на мальчишку — на сбитые в колтун волосы, корку соли на плечах, на спине.
В таверне Клабс накормил его — мясо с фасолью, морс. Одновременно Клабс узнал, что Тиль сирота, никому не нужен на свете.
— Хочешь иметь каждый день завтрак, обед и ужин? — спросил Клабс.
— Хочу.
— Ты нам подойдешь, — ответил Клабс и отвел Тиля к профессору Сау.
Научный городок, лаборатории не вызвали у Тиля симпатии. Он, наверно, убежал бы из городка. Даже от завтраков и обедов. Но городок стоял на берегу океана, пена прибоя подходила к коттеджам. Тиль, сколько хотел, мог пропадать на берегу: плавать, лежать на песке, собирать во время отлива креветок. Это даже поощрялось Сау и Клабсом.
— Любишь море? — спрашивали они.
— Люблю.
— Как любишь? — допытывались ученые.
Тиль не мог ответить — как. Ему подсказывали:
— День и ночь хотел бы находиться в нем?
— Хотел бы.
— Навсегда?
— Навсегда.
Когда Тиль привык к лабораториям, его начали обучать: прыжкам, приемам каратэ, плаванию, к удивлению Тиля, и даже владению кортиком. Кажется, все это хотели представить в виде забавы — Тилю двенадцать лет, — но все имело определенную цель. Мальчик догадывался об этом, хотя ему ничего не говорили.
Так прошло четыре месяца. Тиль освоился с городком и с режимом. Хорошо спал и хорошо ел. Но ему не давали грузнеть, округляться. По-прежнему он был сух и строен. Мускулы его теперь крепче, движения увереннее — стал ом сильнее.
Тогда профессор Сау сказал:
— Мы тебе вставим жабры.
Тиль сначала не понял.
Сау привлек к себе мальчика, коснулся его груди, чуть повыше сосков.
— Здесь, — сказал он. — Ты будешь жить в воде. Хочешь?
— Хочу, — сказал Тиль. Его не уводили от моря, напротив, приближали к нему.
— Ты будешь первым из первых, — сказал Сау. — Станешь героем.
В зеленой тени пещеры Тиль задремал. Ему снился сон продолжение его прежней жизни.
— Героем?.. — засмеялся Тиль.
На самом деле он не смеялся — слушал профессора.
— Ты будешь богачом, — сказал профессор, и Тиль опять засмеялся.
— Все жемчужины океана, — продолжал профессор, — золото погибших кораблей, драгоценные камнивсе это будет твоим.
Тиль продолжал смеяться: ему ничего не было нужно.
Ему изменили рацион: к пище стали добавлять водоросли, сырую рыбу. Рыба, рыба плывет сейчас к Тилю, он отмахивается руками: профессор и ассистент не знали, как надо есть сырую рыбу. Тиль знает, оттого ему сейчас весело.
Но вот веселье прошло. Тиль и во сне чувствует, как оно ускользнуло.
Началась подготовка к операции.
Белые стены комнаты, ослепительные квадраты солнца на стенах испугали Тиля.
— Ничего, — говорил профессор. — Все будет хорошо.
— Хорошо, — соглашался Тиль: ведь он будет жить в море!
Сколько раз, заплывая от берегов или купаясь среди камней, Тиль нырял с открытыми глазами — глубже, глубже! — стараясь рассмотреть, что на дне. Видел синие водоросли, странные цветы на камнях, рыб, разлетавшихся в стороны, — горстки брошенных самоцветов. Глубже! Что-то светящееся плыло в глубине, но грудь, разрываясь, жаждала воздуха, Тиль пробкой вылетал на поверхность.
В операционной все это вспомнилось, и, когда Тиль считал: «…пять, шесть, семь, восемь…» — у него перед глазами было морское дно, покрытое раковинами, он пересчитывал их, не мог пересчитать.
Жабры какой рыбы вставили Тилю, он не знал, — длинное название на незнакомом ему языке.
Опять вводили биометилтонал, и профессор все чаще говорил Тилю:
— Молодец!
Тилю вынули два ребра. Теперь на их месте жабры. Тиля поместили в широкую ванну с проточной водой. Ванна ему не нравилась. Белизна ее и сейчас перед глазами Тиля. Ему кажется, что он в обширной тарелке — от горизонта до горизонта. Он бьет ногами, чтобы выпрыгнуть вон из белого. И действительно, он уже плывет в вольере, на ногах у него ласты.
— Тиль! — кричит ему профессор с берега.
Тиль переворачивается на спину, и вместо лица профессора, которое он привык видеть над собой в ванне, перед ним солнце, круглое, ослепительное.
— Молодец, Тиль, — говорит солнце.
Тилю опять весело, он переворачивается в воде и, работая ластами, мчится на сетку вольера. Сетка исчезает — Тиль в океане.
Наконец он узнает, что там, на дне.
На дне было прохладно, не качало, как вверху на волнах. На дне был песок, и Тиль, опустившись на него, пошел. Ласты оставляли следы. И еще оставляли легкие облачка песка, поднятые движением ног. Облачка тут же исчезали — песок осаждался. Это было забавно. Можно поднять тучу песка и смотреть, как она тает, оседает на дно. Встречались камни. Два камешка Тиль поднял со дна, нес в руках. Над ним колыхался большой красный пирог — так виделось снизу дно катера, сопровождавшего Тиля в первое плавание. Оттуда слышалось:
— Тиль, где ты?
Тиль был на дне. Обруч гидрофона окружал его голову, слышалось настойчивое:
— Тиль, где ты?
Тиль пошевелился во сне, ему кажется, что призыв и сейчас звучит в ушах.
Между тем он продолжал идти, оглядываясь по сторонам. Две мурены появились неизвестно откуда, закружились вокруг него.
Тиль постучал камнями одним о другой. Мурены исчезли.
— Тиль, где ты?
— Здесь…
— Возвращайся! — звали с катера.
Тилю не хотелось на катер.
— Возвращайся!..
Тиль пошевелился опять — призыв звучал, надо было возвращаться.
Призыв звучал в самом деле, но Тиль продолжал спать.
Спать было хорошо, спокойно, но сновидения исчезли, не беспокоили Тиля.