Солнце поджаривает мои плечи, и я покрываюсь красным загаром, который затем станет бронзовым. Я стану похожим на булку сандвича с веснушками вместо кунжутных зернышек. С разбега я ныряю в ледяную воду горной речки. Отчаянный окрик с берега заставляет меня оглянуться. Моя голова торчит, как нелепая кочка над голубой гладью. Я в недоумении подплываю и выхожу на песчаный берег. Страшный человек испуганно и поспешно начинает вытирать мою спину рубашкой, сунув мне другую, чтобы я проделал подобную операцию с грудью и ногами. Только когда мы стали подходить к палатке, я почувствовал невыносимую боль. Я сгорел. Не учел свою незащищенность перед адски могучим и безжалостно жестоким горным ультрафиолетом, за что и поплатился.
Страшный мой приятель мазал меня, стонущего, кислым молоком, добродушно посмеиваясь над моей небрежностью. Добрый уродливый маг водил по моей ноющей спине кислым молоком, которое на горячей коже мгновенно застывало и высыхало в творог. Он задержал руки на моей пояснице и осторожно, словно боясь спугнуть, опустил их на голые ягодицы. Неуловимое движение, и прохладная жидкость потекла по внутренней стороне бедер. Лекарь обмакнул руки в миску и начал свой путь от моих горящих икр, завершив его у колен. Потом от пояса по внешнему краю к стопам. На мгновение тихо сжал ладонями, стараясь не причинить боли, бедра. Я осторожно перевернулся на спину, чувствуя саднящей кожей каждую соринку на одеяле. Мой спаситель протянул мне кружку, измазанную кефиром, судорожно и нервно глотнув из своей. Я отхлебнул и поморщился от кислого, едкого вкуса молодой браги. Она тихонько плеснула, ударившись о затылок. Мне стало легче после того, как я опустошил кружку. Вновь продавец специй обмакнул кисти рук в миску с живительным молочным эликсиром и опустил их мне на грудь. Они, как две усталые птицы, легли на мои ключицы, поползли по бокам, нырнули под мышки и распластались на животе, замерев. Потом вновь повторили свой путь от подмышек к бедрам. Лавочник опустил взгляд от моих глаз вниз и улыбнулся. Я почувствовал себя неловко и хотел встать. Но он улыбнулся кривым ртом и не дал мне подняться, придавил мои плечи, уложив, как борца на татами, на обе лопатки. Он провел рукой по моему лицу, опустил другую, пристально глядя мне в глаза, сделал то, от чего я еще больше покраснел и внезапно ослаб. Мы пили чашму из железных кружек, когда он обнял меня за плечи и привлек к себе.
11