– Сначала эти беженцы. Они не видят ничего плохого в своем искусстве вымогать милостыню. Это их фишка, их коронный номер, их желание, которое они передавали из поколения в поколение. И вдруг его запретили законом. Но ведь желание не умерло от постановления каких-то дурацких министерств! Оно и не могло умереть, как не может умереть природа. Нет, я не способен в это поверить! – невпопад воскликнул Маркус и замолчал.
Но через пару мгновений продолжил:
– …И это бездомное желание слонялось, не зная, куда прибиться, как выброшенный из дому пес. А потом оно нашло себе приют. И где? В душе подростка-миллиардера!
Они миновали новый мост, паривший над темной рекой. Столица осталась позади.
– А теперь представьте такую картину, – сказал Маркус. – Сын одного из богатейших людей страны хочет, страстно желает – не яхту, не новый небоскреб. Его заветная мечта – стоять с кружкой на перекрестке и собирать милостыню у прохожих. Отличный сюжет для скандала!
В зеркале Маркус видел свою группу. Они сидели на заднем сидении, все трое. Вуди – между Лео и Джонни. «Как быстро они успели сговориться!» – еще раз подумал про себя Маркус.
При этом он говорил:
– Понятно, что он не мог примириться с этой необычной и, как ему казалось, ужасно позорной страстью – просить подаяние. Не удивлюсь, узнав, что он даже попробовал пару раз. Может быть, его опознал кто-то из знакомых…
– …Что-то вы загрустили, – прервал самого себя Маркус и объявил, подражая голосу радиоведущего: «Слушайте программу “Музыка по вашим заявкам”»
Он нажал какую-то кнопку на горящей панели, и утро озарилось знакомым хитом из «Веселой конюшни».
На заднем сидении дружно взвыли.
Маркус захохотал:
– Выключаю, выключаю, уже выключил. Я просто хотел убедиться, что меня пока еще слушают.
Музыка стихла. Маркус продолжил:
– …Как бы то ни было, Поль решает, что прыжок с башни – это самое простое решение его проблем. В этот момент возле него возникает Джонни Гомес, его сосед и приятель с раннего детства. Я думаю, Джонни – это последний человек, которого в этот миг хотел видеть Поль. Неудивительно, что он прыгнул. И неудивительно, что недалеко. Что ни говори, а радоваться жизни ему пока еще хотелось больше, чем выпрашивать монетки…
Они мчались по скоростной трассе. И чем быстрее летел лимузин, тем громче становился голос Маркуса:
– …А в это время его приемный брат Нгог – представитель племени профессиональных нищих – клянчит суп. Никто из семьи уже не обращает на него внимания. Потому что знают: он не прикоснется к нему, но станет выпрашивать новый. Всем это кажется странной причудой. А я убежден… Мне этого никто не говорил, но я знаю точно – эти странности начались сразу же после принятия того самого пресловутого закона.
Маркуса явно увлекала новая истина, которая раскрывалась перед его глазами, как бесконечный веер.
– Да, странное, даже незаконное, по нашим меркам, но совершенно естественное желание целого народа нашло убежище в семье миллиардера мистера Дандера. Нгог клянчит совершенно не нужный ему суп, а сводный брат Поль собирает милостыню… Боже, я с ума сойду от этих теорий!
Маркус схватился за голову, бросив руль.
– И еще кое-что я добавлю, – выкрикнул он, пока неуправляемый лимузин летел сквозь рассветный туман. – Я позвонил Главному Министру и уговорил его пересмотреть этот треклятый закон о нищенстве. Это случилось в тот самый момент, когда Вуди и Джонни были на верху небоскреба! Тем самым желание островитян исполнилось, а значит, братья Дандер – свободны!
8
Лимузин приближался к повороту на Заячий Остров.
– Оказывается, в столице фруктовые магазинчики работают круглые сутки, – заметил Лео и извлек из-под сидения пакет абрикосов.
Джонни покраснел так, что это было видно даже во тьме.
– Лео, то, что я сейчас скажу, совершенно серьезно, – сказал он. – Из-за этого «абрикоса» я чувствую себя так мерзко, что хочу умереть. Но я не Поль и не полезу на крышу. Просто – или ты меня прощаешь раз и навсегда, либо я оставляю группу и… и…
Джонни неожиданно смолк.
Вуди оглянулся на него и увидел то, чего никак не ожидал, – Джонни рыдал, уткнувшись в рукав.
Лео ответил не сразу.
– Не понимаю, о чем ты. Абрикос и абрикос. Ничего не вижу плохого в этом фрукте.
ЛОВЦЫ САРАНЧИ
1
«Изучать историю абсолютно бесполезно. Эта наука еще никого не сделала осторожнее. Говорю вам как доктор истории» – заявил профессор Маркус. Затем улыбнулся и продолжил: «Тем не менее, следующим семестром будет семестр истории».
Так было принято в школе, которую учредили на Заячьем Острове. Каждой науке отводилось не больше полугода. Но весь этот срок в школе изучали только ее. Это было одно из семи Главных Правил, принятых на общем собрании учеников и преподавателей. Теперь этот документ, написанный беглым почерком на тетрадном листе, в простой раме и под стеклом, висел при входе в школу.*
Открывать семестр должен был сам Главный Министр. И не просто открывать, а выступить с речью. Более того, эту речь заранее объявили исторической. «Урок Истории на уроке истории», как писали газеты.
На Заячьем Острове готовились принять лавину гостей. Выпрямляли тропинки, подстригали кусты.
Именно тогда с Вуди случилось что-то куда более важное, чем все эти войны и споры царей, о которых ему предстояло узнать. Он впервые увидел девочек.
Нет, конечно, он их видел каждый день в классе, – но как-то не замечал. И уж точно, за предыдущие одиннадцать лет жизни ему никогда не случалось с ними разговаривать. Самое большое, что ему доводилось, – это отвечать на вопрос: «У тебя найдется точилка для карандаша?». Или: «Ты не мог бы жевать немного потише?». Но это трудно назвать настоящим разговором. А в этот раз…
Дело было так.
Он шел в столярную мастерскую, размышляя, как бы ему покрепче насадить лопату на черенок. Вдруг голос – тихий, но такой, который сразу услышишь, – окликнул его:
– Вуди!
Вуди оглянулся. Сестры близнецы Роуз стояли на клумбе, украшенной оранжевыми герберами – в цвет национального флага.
Одна из сестер держала в руке линейку. Вторая – садовый совок. Ветерок трепал их белокурые волосы.
– Ты не мог бы нам помочь немного? – сказала вторая из сестер.
– А то мы не успеваем к приезду министра, – добавила первая.
– Мы могли бы высаживать цветы, а ты подносил бы воду, – уточнила вторая.
– Лейка в кладовке, – показала первая.
– Спасибо, – кивнули обе. Две улыбки. Четыре ямочки на щеках.
Черенок в голове Вуди так никогда и не воссоединился с лопатой.
Он стоял и соображал в смятении, как сейчас он развернется, пойдет в направлении кладовки… А они будут стоять на клумбе, смотреть ему в спину и, может быть, даже скажут о нем…
– А он ничего. Даже симпатичный, – вдруг произнес смешливый звонкий голос.
И Вуди вдруг увидел, что рядом с сестрами Роуз стоит – и все это время стояла – третья девочка из их группы, Юта Томас.
Ее руки и одежда были выпачканы в земле. На голове красовалась прическа из тысячи косичек, таких же оранжевых, как герберы на клумбе.
– Так ты пойдешь за лейкой? Или нам даже не надеяться? – сказала Юта с улыбкой. Улыбка была от уха до уха.
Вуди даже не смог бы вспомнить, как лейка с водой оказалась в его руке.
«Что это за существа? – думал Вуди. – И почему их просьбы звучат как приказы?»
И еще он знал, что если бы ему сказали в этот миг: «Вуди Фитч, выбирай: стать профессором и совершить сто открытий или всю свою жизнь таскать для них лейку с водой» – он бы не колебался и еще сказал бы спасибо. Лишь бы эти голоса, от которых подгибаются ноги, говорили: «Поставь лейку сюда, Вуди. Полей вот этот росток».