Голоса звучали совсем близко. Джонни поднял глаза. В отражении потолка он увидел двух охранников. Они сидели прямо за выступом ниши, где он скрывался, и дулись в карты.
– Надо бы чаю попить, пока этот парень не прыгнул, – сказал один.
– Да уж, когда он прыгнет, народу здесь будет куча, – ответил другой.
«До чего прост этот простой народ! – усмехнулся про себя Джонни. – И надо с ним по-простому».
Можно было воспользоваться «Арамисом», но он поступил иначе. Нащупал в электрическом шкафу центральный рубильник и рванул его вниз. И сразу же – вверх.
Свет погас и тут же снова вспыхнул.
И ослепленные охранники не увидели бы даже железнодорожный состав, груженный слонами, – не то, что черную тень, молниеносно метнувшуюся в сторону лифта…
…Он нашел Поля сразу. Поль так же стоял на широком карнизе, держась руками за крюк. Внизу лежала столица в разноцветных огнях. А здесь, наверху, были холод и тьма. И с каждой минутой усиливался ветер.
– Привет, Поль, – сказал Джонни, высунувшись в окно. – Однако, прохладно здесь у тебя.
Джонни говорил весело и дружелюбно. Но Поль даже не повернул головы.
– Долго откладывал. И вот надумал тебя спросить, – решил продолжить беседу Джонни. – Ты же умный парень. И вкус у тебя есть. Как ты можешь любить такую чушь? Ни музыки, ни текста. Я про «Веселую конюшню», если ты не догадался.
Джонни перекинул ногу через подоконник, готовясь ступить на карниз.
– Остановись, – сказал Поль. – Вернись в комнату. Или я спрыгну.
4
– Остановись, – сказал Маркус.
Они сидели в крохотном кабинете директора ресторана. «Они» – это Маркус, Лео и Вуди.
– Остановись, Лео. Сейчас я кратко повторю все, что ты мне сейчас рассказал. А ты поправишь, если я ошибусь.
Лео согласно кивнул.
– Ты сказал, что на этой самой площади соберутся соплеменники Нгога – беженцы с Аквиланских островов. Их будет несколько тысяч. Так?
Лео кивнул.
– Они перекроют всю площадь и вход в башню. Они будут кричать и бить витрины. И у них будет всего одно требование. Какое?
– Просить милостыню.
– Нет, Лео. Ты сказал: « продолжать просить милостыню». Так ты сказал? Верно?
– Так. Верно.
– Все верно, кроме одной детали. Это событие, о котором мы говорим, не произойдет. Оно не может произойти. И по очень простой причине. Сказать, какой?
И, не дожидаясь ответа, он объявил:
– Оно уже произошло.
– Я этого не знал, – прошептал Лео.
– Полтора года тому назад, – сказал Маркус.
– А знать ты об этом не мог. Когда разгоняют людей водой и дубинками, об этом неохотно пишут в газетах. Это же не прогноз погоды. А знаешь, почему у них такое странное требование? – спросил Маркус и сам же ответил:
– Потому что просить милостыню – это их семейный бизнес. Их острова лежат на пересечении торговых путей. И вот уже много веков все их население кормится тем, что изображает из себя нищих. Это их искусство. Их мастерство. Они совершенствовали его из рода в род. И вот теперь, когда по воле судьбы, а точнее войны, они оказались здесь, наше правительство запретило их исконную деятельность, предложив взамен пенсию.
– Ты что-то хочешь добавить, Вуди? – спросил Маркус, заметив, что Вуди сидит, по-школьному подняв руку.
Но Вуди не успел ответить, потому что дверь комнатки распахнулась.
– Джонни Гомес стоит на карнизе! – прокричал мистер Дандер прямо в лицо Маркусу. – Он беседует с моим сыном!
Маркус метнулся в зал, где за стойкою бара горел экран.
– Этот Джонни Гомес – я всегда знал, что он трудный мальчик, можно сказать, просто невыносимый, настоящее мучение для своих родителей. Но сердце… сердце у него из чистого золота! – мистер Дандер говорил, не останавливаясь, и было ясно, что он скорее даст себя убить, чем замолчит хоть на минуту. – Поверьте, я всегда это знал.
Камера крупно снимала Джонни. Он состроил страшную рожу прямо в объектив. Потом повернулся к Полю и что-то сказал, смеясь.
– …Он пошутил! Вы видели? – воскликнул мистер Дандер. – Они друзья с моим сыном. Они всегда не очень-то ладили, но они настоящие приятели.
Вуди чувствовал, что еще немного – и он упустит что-то важное, то, чего не видят другие. Чтобы этого не случилось, требовалось только одно – сосредоточиться. Но Вуди не мог, пока мистер Дандер раздувал свой словесный пожар.