Он мог выиграть любое пари. Но при одном условии. Это было ужасное условие. Условие, при котором выигрыш терял всякий смысл.
Вернее сказать, и выигрыша никакого не было. Потому что Вуди Фитч угадывал чужие желания только в том случае, когда для него это было абсолютно бесполезно.
Почему так происходило, Вуди объяснить не мог. Просто это было так.
Понемногу Вуди стал терять интерес к своему необычному таланту. В самом деле, какой смысл выигрывать пари для других?
Но однажды в полдень перед лавкой «Душистая травка»…
…Вуди точно запомнил, что это было в полдень, потому что радио объявило звонким голосом: «Мировые новости», а дядя Томас, как всегда, рявкнул сердито: «Выключи эту гадость!» Он как раз приготовился полить укроп из лейки, но так и замер, раскрыв рот.
Потому что перед ним возникло то, что никак не могло появиться в переулке Косых Углов, да и во всем 325-м квартале – серый, с голубым акульим отливом, лимузин.
Он был такой длинный, что, кажется, занял всю улицу – от парикмахерской Пупси Мупси до самой сточной канавы. В его зеркальных стеклах отражалось испуганное небо.
Лимузин бесшумно остановился. Небо в зеркале двинулось. Окно приоткрылось.
– Мне нужен Томас Фицджеральд Фитч, дядя несовершеннолетнего Вуди Фитча. Это ты? – спросил сердитый голос из глубины лимузина.
Дядя Томас хотел кивнуть в ответ, но вместо этого тряхнул лейкой, и узкая струйка воды потекла ему на штаны. Однако он этого с перепугу не заметил.
– Я так и думал, – промолвил сердитый голос. Дверь распахнулась. И на грязную от налипшей жвачки мостовую переулка Косых Углов ступил человек, точь-в-точь похожий на свой лимузин.
Он был невероятно высок. На нем был серый с голубым акульим отливом костюм. Глаза его прикрывали очки с зеркальными стеклами.
– Нельзя ли побыстрее пройти в ваш офис? – брезгливо осведомился человек-лимузин.
– Мой офис? – растерянно повторил Томас Фитч и снова тряхнул лейкой.
– Не думаете ли вы, что мы будем вести деловые переговоры на улице? – усмехнулся гость, легким движением отодвинул Вуди и вошел в лавку. За стеной из картонных ящиков он обнаружил диван, продавленный точно по форме тела дяди Томаса, расположился на нем, достал из кармана блокнот, из другого кармана ручку с золотым наконечником, поднял глаза на стоящего перед ним дядю Томаса в мокрых штанах и нетерпеливо произнес:
– Ну?
– Э-э-э… – протянул дядя Томас, чтобы по привычке не заорать.
– Понятно, – ответил человек-лимузин. – Тогда послушайте, что я вам скажу. Сегодня вечером я играю в бридж с министром торговли мистером Теккереем и министром образования мистером Диккенсом. Если я ненароком сообщу им, что на улице Косых Углов обманывают покупателей, поливая укроп водой, чтобы придать ему более свежий вид, – раз; и торгует этим укропом подросток, который бросил школу, – два, знаете, что тогда произойдет?
– …Это было катас… васия. Вася благо… – выдавил из себя дядя Томас, имея в виду сказать:
«Это было бы катастрофой, Ваше Благородие, не делайте этого!», но внезапная дрожь помешала ему продолжить. Он хотел облокотиться на что-то, но «что-то» оказалось стеной картонных ящиков с укропом…
– Министр Теккерей прихлопнет, как муху, вашу несчастную лавку. А самого вас отправит на север долбить мерзлую землю. Твердую, как гранит. Вы будете долбить ее холодным тяжелым ломом…
Человек-лимузин встал, ловко увернувшись от рухнувшей картонной стены…
– А вашего милого племянника министр Диккенс посадит в тюрьму для малолетних преступников. Уж там-то он узнает, что такое гипотенуза! Пожалуй, так я и поступлю! – заключил гость, положил в карман блокнот и сделал шаг к двери.
– Любое хотите, что… я… я… я… лепешка! – взмолился дядя Томас, сидя по шею в укропе.
– Вот как? – задумался человек-лимузин. Очевидно, он понял, что дядя Томас имеет в виду: «Пожелайте, что хотите. Я в лепешку для Вас расшибусь».
И тогда гость впервые снял свои зеркальные очки. А потом повернул голову и взглянул на Вуди. Больше того, Вуди показалось, что он ему слегка, совсем немного, незаметно для дяди Томаса – подмигнул.