Он не удержался и хихикнул. Марьяна зло сказала:
— И он тоже… Издевался.
— Вам не очень дорога эта книга? Позволите ее потрепать? — попросил Савва.
— Да хоть в окно кидайте, — фыркнула она и добавила со значением: — При нем-то да — только читать. А теперь — другие возможности имеются. В реале. Более интересные.
Савва ее реплику оставил без внимания. Перетряхнул книгу, заглянул под корешок, слегка надорвал обложку. Никакого тайника не обнаружил, но задора не утратил. Пробормотал:
— Он, значит, себя элитой считал… Мужчина. Кормилец. А оказался полностью в вашей власти. Думаю, это тяжело.
— Лучше спросите, каково мне было!
Он отозвался с сочувствием:
— Догадываюсь. Марьяна, скажите: что самое неприятное, когда за лежачим ухаживаешь?
— Подгузник менять, — поморщилась она.
— А где вы хранили их?
— Тут, в ящике. — Женщина показала на выдвижную часть книжного шкафа.
Мебель дорогая, темного дерева. Савва, словно между делом, спросил:
— Что раньше тут держали?
— Ну, это мужнин был. Всякая мелочь. Карты игральные. Нарды. Бинокль.
— Понятно.
Он сел в инвалидное кресло, легко разобрался с управлением, подкатил к шкафу и спросил:
— Технически ваш муж мог его выдвинуть?
— Думаю, да.
— Давайте вместе осмотрим, — позвал он.
Выдвинули ящик, тщательно перебрали все оставшиеся подгузники, заглянули в проемы и щели. Пусто.
— Все равно что на дне морском искать, — в отчаянии вздохнула Марьяна.
— Не скажите. Он не спрятать хотел, а какое-то послание вам оставить. Символическое. Мы просто пока не можем понять, какое.
— Естественно, вы не понимаете, — сказала она язвительно, — он, конечно, после инсульта с придурью стал, но не настолько тупой, чтобы ключ от сейфа в подгузники пихать.
— Хорошо, — легко согласился Савва. — О чем ваш муж больше всего переживал, когда оказался заперт в комнате?
— Что путешествовать больше не может, — вздохнула Марьяна. — Все мечтал: хоть куда-то, хоть как. Думали за границу выбраться, в безбарьерную среду, но тут ковид, как назло.
— А когда путешествовали, сувениры из поездок привозили?
— А то! В гостиной, целый шкаф.
— В этой комнате ничего нет?
— Фотки только. Во втором ящике.
Она достала один из альбомов, пролистала, показала пустую страничку.
— Отсюда и взял. Тут мы с Раулем были.
— В ящике только альбомы?
— Господи, да смотри сам! Сыщик, блин, доморощенный. Тычется — то туда, то сюда!
— Могу уйти.
— Куда ты пойдешь — если я даже за гроб заплатить не могу?
Савва осторожно извлек альбомы. Просматривать не стал — разместил кипой на полу и спросил:
— А что за шкатулка здесь?
— Так. Разная дрянь.
— Я открою?
— Да пожалуйста.
Похоронный агент снова уселся в инвалидное кресло, положил на колени древний, чуть ли не девятнадцатого века, ящичек с резной крышкой и извлек из него зеркальные солнечные очки — ветхие, все в царапинах.
Марьяна прокомментировала:
— Это его первые. Импортные. У спекулянтов покупал за какие-то бешеные советские деньги. Еще когда в институте учился.
— Символы эпохи, значит, хранил…
— Чего?
— А это? — Савва взвесил в руках самодельный, потемневший от времени портсигар.
— От деда его рухлядь. Тот, что ли, политзаключенным был, сам сделал в каком-то ГУЛАГе.
Следом Савва извлек тоже старенький, исцарапанный стеклянный шар. Внутри — Эйфелева башня, елочка. Встряхнешь — белые хлопья кружатся, словно снежинки.
Лицо Марьяны разгладилось.
— Это я ему подарила. В первой нашей поездке. В Париж. Давно было, еще при динозаврах, в девяносто восьмом. Мы только поженились, а тут кризис, у мужа все сбережения в ГКО заморозились, бизнес подвис, но я все равно упросила, хоть в двух звездах. Он упрямился, но поехал. И весело получилось, хотя реально копейки считали. Вина дешевого купим, багет горячий. Пьем — и целуемся. А этот шарик дурацкий он на Монмартре увидел, все разглядывал, переворачивал, снег туда-сюда гонял — так понравилось ему. Но не купил: целых сто франков, дорого казалось. Но я в день отъезда пораньше встала, сгоняла, за свои карманные взяла и уже в самолете ему вручила. Довольный был!
— А этот шарик разбирается? — подобрался Савва.
— Только попробуй! — побагровела Марьяна. — Хватит уже мне тут все ломать!
Но он резко дернул верхнюю часть, снежинки разлетелись по комнате, вдова вскрикнула… А на плиточный пол с громким звоном выпал ключ.