— Так это был музей!
Я не успел прийти в себя, как уже вновь был водворен в небольшую круглую комнату моей воздушной тюрьмы.
Эль, Эа и я уселись в плетеные кресла у круглого стола. Эль хмурился и как будто ожидал чего-то. Послышался очень мелодичный музыкальный аккорд — словно искусные легкие пальцы пробежали по струнам арфы. Аккорд прозвучал и замер.
— Десять часов. Полночь. Это пробили радиочасы, — сказал Эль, обращаясь ко мне. Приложив руку ко рту, он задал кому-то вопрос на своем лаконичном языке. Потом кивнул головою — очевидно, на полученный ответ.
«Как же он слышит?» — подумал я, глядя на Эля.
Я заметил в его ухе, несколько ниже слухового отверстия, небольшой черный предмет, величиной с горошину. Это и был, вероятно, слуховой аппарат.
Необычное молчание и озабоченность моих спутников привели меня в нервное состояние. Я вынул коробку папирос и закурил. Эль покосился на дым и отвернулся. Эа сидела ближе ко мне. Вдруг она сильно закашляла, побледнела и откинулась на спинку кресла. Потом быстро встала и, шатаясь, вышла из комнаты.
— Перестаньте курить, — сказал Эль и, подойдя к стене, повернул какой-то рычажок. Воздух моментально освежился. Я погасил папироску и бережно уложил ее в коробку.
Дверь открылась. Вошла Ли, ассистент астронома Туна. Она подала Элю портрет и, что-то сказав, вышла. Эль кивнул головой и начал глядеть попеременно на принесенный портрет и на меня.
«Сличает, — подумал я. — Из уголовного розыска, наверно, прислали. Не хватало только, чтобы я оказался похожим на какого-нибудь преступника!»
Но слова Эля успокоили меня.
— Да ничего похожего, — сказал он, передавая мне карточку. — Только что получена по радио из Америки.
Меня поразила художественность выполнения. Лучший фотограф Москвы позавидовал бы такой работе. Но сам портрет заставил меня улыбнуться. На нем был изображен человек, костюм которого напоминал вязаную детскую «комбинацию» из шерсти. Сходство дополнял вязанный из такой же материи колпачок. Шея неизвестного была завернута шарфом до самого подбородка. Довольно большая голова без бороды и усов и даже бровей напоминала голову ребенка со старческим выражением лица. Только в несколько прищуренных глазах светился недетский ум и хищность зверька.
— Что все это значит? — спросил я у Эля, окончив осмотр портрета.
— Так выглядят американцы, — сказал Эль и взял портрет. — А дело вот в чем. Мы получили сведения, что к нам послан шпион. В этот самый момент появились вы…
— И вы решили?..
Эль пожал плечами:
— Вполне понятная предосторожность. Наступают тревожные времена. Вероятно, вновь придется создать Совет. Вам знакомо это слово?
— Разумеется. А у вас его нет?
— Уже много лет в нем не было надобности.
— А теперь?
— А теперь он вновь стал нужен. По-видимому, вы действительно человек из далекого прошлого. Со временем мы разъясним эту загадку. А пока я могу дать вам некоторые пояснения.
— Признаюсь, я многого не понимаю и очень хочу услышать ваши пояснения, но нельзя ли отложить их до завтра? Я смертельно устал, и… сон одолевает меня…
Я зевнул во весь рот. Эль с любопытством взглянул на меня.
— Неужели у вас всегда так страшно раскрывали рот, когда хотелось спать? Это называлось, кажется, зе… зе…
— Зевать.
— Да-да, зевать. Я читал об этом.
Эль вынул из кармана изящную коробочку из лилового металла, раскрыл ее и протянул мне.
— Проглотите одну из этих пилюль, и ваш сон и усталость исчезнут.
Заметив мое колебание, он поспешно сказал:
— Не бойтесь, это не наркотик, который искусственно стимулирует нервную деятельность, вроде ваших ужасных папирос. Это пилюли, нейтрализующие продукты усталости. Они безвредны и производят то же действие, что и нормальный сон.
Я проглотил пилюлю и вдруг почувствовал себя свежим, как после хорошего, крепкого сна.
— Ну вот видите. Зачем терять непроизводительно треть жизни на сон, если это время можно провести более продуктивно! Теперь вы расположены слушать меня?
— Горю нетерпением…
— Так слушайте же.
И, усевшись поудобнее в кресле, Эль начал свой рассказ.
Много лет тому назад революционные потрясения прокатились по всей Европе и Азии. Я не буду перечислять вам этапы этой ужасной, но вместе с тем и великой эпохи. Американские капиталисты послали свой флот на помощь европейским «братьям» по классу, но флот был разбит объединенными английскими, немецкими, французскими и русскими морскими силами. Тогда испуганные американцы поспешили убраться восвояси, предоставив события в Европе собственному течению, но не теряя жажды нажиться на гибели экономической мощи своих заатлантических соседей. Однако эти надежды не оправдались — революция победила. В самой Америке начались волнения рабочих. Американские рабочие просили помочь. И мы, конечно, не отказали им в этой помощи…