Мне вдруг вспомнилась фраза, брошенная сегодня Зинаидой Петровной: "Что я, молодая не была, что ли?". А ведь и правда - наша вахтерша была когда-то молодой, как и все люди. Это сейчас она - старушка, которой на вид уже к восьмидесяти, с побаливающими от перепадов температуры коленями, согбенной спиной и вставной челюстью. А лет шестьдесят назад это была, наверное, самая настоящая красавица.
Поудобнее устраиваясь в холодной кровати, я вдруг подумала: а ведь когда Зинаида Петровна была молодой, мир был совершенно другим! Еще не случилась революция, были Институты Благородных Девиц, училища юнкеров... Еще не построили метро. И деньги были другими, и улицы носили совсем другие названия... Интересно, а как тогда, до революции люди знакомились, встречались, влюблялись? Интернета же не было. Мальчики и девочки учились по отдельности. Да и гулять по улицам девушкам из благородных семей, насколько я знаю, просто так в одиночестве не позволялось. Где же они искали кавалеров?
Я вдруг улыбнулась, вспомнив фотографию объявления о знакомстве из старой дореволюционной газеты, которая как-то попалась мне на глаза. Там говорилось что-то вроде: "Молодая, красивая барышня выйдет замуж за одинокого господина, состоятельного или пенсионера от шестидесяти лет". Встречались и другие: "Выйду замуж за старого дворянина, миллионера. Дворянка, тридцать пять лет", "Ищу прочного семейного счастья с симпатичной, хорошо обеспеченной особой"...
Может быть, нежная Зиночка выросла в дореволюционной Москве, училась в женской гимназии или даже в Институте Благородных Девиц... За ней наверняка ухаживал воспитанник юнкерского училища или кадетского корпуса, а может быть, даже какой-нибудь офицер. Они танцевали не на дощатых танцплощадках под патефон и радиолу, а на балах, под настоящую, живую музыку. Как, наверное, замирало сердце у юной Зиночки, когда ее кружил в танце высокий кудрявый кадет в красивой форме...
Конечно же, он робко целовал ей руки и писал стихи, непременно на французском языке, и Зиночка все понимала. Тогда многие говорили по-французски. А может быть, они встречались тайком от строгих классных дам у забора Института, целовались в карете, пока никто не видит... А потом кадет, уже ставший офицером, сделал Зиночке предложение в гостиной дома, у камина, стоя на одном колене и заручившись, конечно же, сначала согласием ее родителей. А потом было красивое венчание в большом белокаменном соборе. Таких храмов очень много было в Москве...
Эх, как, наверное, красиво тогда умели жить люди... Не то что сейчас. Меня даже передернуло от воспоминаний о подслушанном сегодня в кинотеатре разговоре Лидиного ухажера своим приятелем. "Я ее обязательно уломаю". Фу, мерзость какая. В прежние времена за это, наверное, на дуэль бы вызвали... А может, и хорошо, что сейчас не те времена. Лежал бы этот Лео где-нибудь с пробитой головой, а его оппонент в остроге сидел.
"Нет, Ленечка, не дождешься. Не обломится тебе тут ничего", - зло решила я, с огромной жалостью поглядывая на безмятежно сопящую на кровати Лиду. Сейчас она совершенно не напоминала ту бойкую и стервозную девицу, какой я привыкла ее видеть. Такая нежная, ранимая, беззащитная. Нет, Лидок, в обиду я точно тебя не дам.
С этими мыслями я уснула.
***
Я снова стояла за кассой в магазине, в котором работаю уже тридцать лет. Мне снова было сорок девять. Тянулся серый безрадостный день. Ценники мы, как обычно, переклеить вовремя не успели - их было больше пяти тысяч штук. А это, без всякого сомнения, значило, что премию никто из нас не получит. "А посему, Галенька, чапать тебе зимой придется в своих дырявых дутиках", - мрачно сказала я себе. Хорошо хоть работа теперь снова недалеко от дома - от Толика-то я ушла обратно в родительскую квартиру.
- Галь, а ты Лидию Павловну-то давно видела? - вдруг окликнула меня Алла, моя коллега.
- Кого? - рассеянно переспросила я, поднося товары штрих-кодом к сканеру и слушая бесконечное: "пик", "пик", "пик"... Когда же уже закончится это пиканье и этот бесконечно тянущийся день? А еще только понедельник... До заветного воскресенья еще целых пять длинных, неимоверно скучных и одинаковых дней. И ноги опять побаливают...
- Да старушку нашу, с болонкой, которая за чаем каждое утро приходила, - напомнила мне коллега.
- А, - вспомнила я наконец. - Да уж месяца два вроде как не видела. А чего это ты вроде вспомнила? Дверь нам вроде починили. Даже у Клавдии Ильиничны за разбитый коньяк ничего из зарплаты не вычли. Директрисе, наверное, стыдно просто стало, что когда вся заварушка началась, она в подсобке спряталась, вместе с охранником нашим непутевым.