Антон Смирнов
Продавщица платков
С первого взгляда можно было сказать, что эти двое не местные, но они терялись в толпе таких же, как и они. Короткие рукава, шорты, одежда ярких цветов – все это выглядело совершенно не так, как должно в этой стране, хотя аборигены давно успели привыкнуть к этому контрасту с тех пор, как в страну хлынули туристы.
Двое молодых людей убежали от бесконечных туннелей, приводивших либо к гостинице, в которой они жили и в которой родителями и обильными столами воспитывалась жадность у детей, либо к пляжу. На пляже в основном было три цвета: песок оттенка охры, голубое с зеленью море и белёсое синее небо, что, словно напоминая о своем превосходстве, бросало на две другие полосы тёмные пятна теней, изрывавшие цвета под ними. На лицах беглецов было разочарование – замок древней принцессы, спрятанный в горной крепости, превратился в прах, как и жизнь его хозяйки, но, если после неё остались легенды, превосходящие существовавшую реальность, то от её дома лишь хаотичные руины и они не позволяли сказать о себе ничего определённого.
Молодые люди стояли на небольшой площадке перед входом в крепость, заполненной по краям лотками с сувенирами. Самыми распространённым товарами были: модель замка, которая, однако, от продавца к продавцу очень сильно отличались (это было обусловлено не столько неточностью ваятеля, а, скорее, отсутствием у последнего хоть немного ясного представления о создаваемом объекте, и на помощь приходила фантазия, стремящаяся превзойти величиной саму себя), а также амулеты, во внешнем виде которых все были единогласны, но назначение их и блага, приносимые ими, сильно зависели от того, насколько хорошо продавец знал язык, на котором он общался с покупателем. Среди туристов тут и там появлялись местные мужчины в рубашках, из вырезов расстёгнутых воротничков которых торчали темные волосы. Временами они лениво выкрикивали: «Air conditioner! Free water!» – и уходили на перекур, обсуждая что-то с коллегами на родном языке.
– Hey, mister! – раздался за спиной голос, и чья-то рука легонько коснулась плеча. Молодые люди обернулись. Перед ними стоял мужчина с усами, задранными от улыбки. Зубы у него были чётко разделены тонкими коричневыми линиями табачного налёта. – Hello my friends! I’m sorry, do you want go down to the city? Good bus, low price!
– Ну что, поедем или пешком спустимся? Ты как, устала?
– Да вроде нет, давай прогуляемся, тут не так уж далеко.
– No, thanks! – сказал он, обратившись к усатому мужчине. Кончики усов опустились, и водитель пошёл к группе своих товарищей, бормоча что-то по-своему.
– Будто проклял нас.
– Да ладно тебе. Ну что, пойдём вниз?
– Ну да, пойдём. А ты воды купил?
Они пошли сквозь толпы таких же туристов, расходящихся по автобусам, готовящихся к спуску с горы. Их руки лежали одна в другой, ладони были так близко, что на них от жары и волнения выступали капли пота, которые, тем не менее, быстро исчезали под напором ветра, гулявшего по склонам. Молодые люди обсуждали копеечный сок, продающийся в пластиковых стаканчиках на каждом повороте, и тем он становился дешевле, чем дальше они уходили от туристических маршрутов. Становилось жарче, люди, попадавшиеся по дороге, улыбались им всё реже – теперь они смотрели так, как наблюдает ощенившаяся сука, когда проходишь мимо лаза с её щенками. Спуск затягивал в жизнь, так же отличавшуюся от той, что видят туристы, как сувенирная крепость от настоящей.
Он чувствовал себя Стивом Маккарри или любым другим фотографом из Magnum (их фотографии часто попадались ему в журналах о путешествиях), бродящим по лагерю беженцев. Объектив его камеры цеплялся за всё, а зеркало непрерывно опускалось и поднималось, нарушая тишину щелчками. Приземистые дома непривычной геометрии, старенькие машины с фарами, похожими на глаза куклы, подведённые ржавчиной, – всё бросало свои дела, услышав звук затвора. Даже пёстрый петух, верховодящий над чёрными курицами, копавшимися здесь же попеременно в дерьме и зёрнах, повернул свою голову так, что алый гребень перевалился на другую сторону.
Вот играют дети – от их толпы стоит шум. За главную у них девочка, с виду она кажется немногим старше остальных. Гвалт стих – это они услышали странные хлопки и стали искать источник звука. Девочка первой повернула голову в сторону человека с фотоаппаратом, стоявшего у ограды. Определить направление её взгляда сложно – карие глаза такие тёмные, что не видно зрачка, но при этом они удивительно прозрачные и чистые. Они стоят и смотрят друг на друга – фотограф и вождь туземцев. Ощутив какую-то связь с этой девочкой, молодой человек аккуратно поднимает камеру и приникает глазом к видоискателю – в нём он может лучше рассмотреть её лицо. У неё смуглая кожа, как и у всех местных, а на ней разводы, кажущиеся ему бархатными, которые появились от смеси пыли, пота и игр (такие узоры есть у всех детей, проводящих много времени на улице за активными играми). Платье, достаточно строгое и без детских вольностей, ноги босы, но на них нет въевшейся грязи, как у деревенских мальчишек, а только лёгкий налёт пыли, готовый сорваться при любом движении. Ему кажется, что она, как и он сам, источает любопытство.