Картер Доббс провожает ее обратно к «Ниману». Он дает ей свою визитку «Автозапчасти Доббса. Бейкерсфилд, Калифорния» и трогает за локоток на прощание. Только глядя ему вслед, она, наконец, может сказать, от чего ей было так не по себе: он не смеется.
Девушка-Пятница
Мирабель увязла в пятничном движении, а на дворе всего лишь четверг. Она ползет по бульвару Беверли и не попадает ни на один зеленый свет. Ей не удается ударить по газам в ту самую наносекунду, когда переключается светофор, и с двух сторон на нее обрушивается гневное бибиканье.
Она заперта во тьме своей машины, дворники поставлены на «периодически», ей тревожно. Ночь пугает ее. Затем тревога проходит, ее сменяет мгновенный и пугающий взлет сознания над телом. Она чувствует, как ее душа просто отделяется от телесной оболочки, начинает бешено колотиться сердце. Визитную карточку незваного гостя она получила за несколько месяцев до этого, как будто он пролетел ее тело насквозь и исчез. На этот раз ощущения сильнее, чем прежде, и длятся дольше. Ее тело будто налито свинцом, а разум методично отчленяют.
Лестница от ее «спасибо-и-на-том» парковочного места до ее парадной двери тянется бесконечно; каждая ступенька — перевал. Дверь подается тяжело — Мирабель толкает ее, не вынимая ключа. Едва войдя внутрь, она садится на футон и просиживает без движения несколько часов. Кошка тычется в нее, выпрашивая ужин, но — не встать.
Мирабель уже знает, что к чему, но сила депрессии заставляет ее забыть, что всему виной химия организма. Как уже случилось несколько лет назад, лекарство ее подводит.
Звонит телефон — она не отвечает. Слышится голос Рэя Портера, наговаривающий сообщение на автоответчик. Не поужинав, она кое-как ложится в постель. Глаза закрываются, и депрессия помогает ей уснуть. Однако сон не приносит облегчения. Депрессия никуда не уходит, вежливо дожидается утра, чтобы вернуться на свежую голову. Она не уходит, а в эту ночь не отпускает ее и спящую, отравляет сновидения.
Утром Мирабель звонит на работу и говорит, что у нее грипп — ближайший приемлемый вариант описания того, что с ней творится. К полудню думала сходить к доктору, тот просит ее заглянуть, предполагая, что у нее фармакологический коллапс. Но химия недуга делает ее равнодушной даже к исцелению, она чувствует, как теряет значение все, что у нее было дорогого — ее рисование, ее семья, Рэй Портер. Впервые в жизни она думает, что, может быть, ей лучше бы и не жить.
Скользит мимо час за часом, и она могла бы просидеть на своем футоне весь день, не позвони около четырех телефон. На этот раз она берет трубку.
— Ты в порядке? — спрашивает Рэй Портер.
— Ага.
— Я звонил тебе вчера вечером.
— Я не получила сообщение. У меня что-то автоответчик барахлит. — Она лжет.
— Не хочешь сегодня поужинать? Я завтра уезжаю на время.
Мирабель не в силах отвечать. Рэй переспрашивает.
— Ты в порядке?
На этот раз она позволяет тону себя выдать:
— Я, в общем, ничего.
— Что случилось? — спрашивает Рэй.
— Мне надо сходить к врачу.
— Зачем? Зачем тебе нужно к врачу? Что не так?
— Да нет. Мне нужно к моему… я принимаю «серзон», но он перестал действовать.
— Что такое «серзон»? — спрашивает Рэй.
— Это как «прозак».
— Хочешь, я отвезу тебя к врачу? Хочешь, я заеду к тебе и отвезу тебя к врачу?
— Мне, наверно, стоит к нему сходить…
— Я приеду и захвачу тебя.
Менее чем через час Рэй забирает ее и отвозит к доктору Трейси, и сидит в машине, и ждет Мирабель в запретной зоне Беверли-Хиллз. Ему виден круговорот людей у входа в медицинский центр, и он удивляется, как Мирабель может себе позволить такое лечение, но служащим «Нимана» полагается местный врач, и, на счастье, ее доктор переехал из долины в двадцати милях от ее квартиры в «Медицинское Здание Конрад» в двух кварталах от ее работы. Рэй видит красавицу лет тридцати с хвостиком, выходящую из здания: широкополая шляпа низко надвинута на лицо, прикрывая свеженакачанные губы. Рэй догадывается, что существует период ожидания после инъекции, пока губы сдуются до приблизительно реальных человеческих форм. Он видит радужную «чикиту», зад, которой вакуумно упакован в желтый искусственный шелк, а тело держится на двух оглоблях. Он видит то, что, как ему казалось, существует только в пародиях — затянутый в кожу бизнесмен, с черными крашеными волосами, в рубашке расстегнутой до пояса, увешенный цепями четырнадцатикаратного золота — быстро и с лязгом переходит улицу.