Наклонив голову, я пробиралась в толпе галдящих, как на базаре, людей. Когда мне показалось, что шум голосов стихает, я осторожно подняла голову и увидела, что нахожусь в проходе между двумя зданиями, почти что в туннеле, из которого веяло прохладой. Я шмыгнула в один вход и оказалась, к своему разочарованию, в каком-то агентстве. Я не могла разобрать что к чему. «Извините», – произнесла я по-английски и быстро вышла на улицу, но, обернувшись, увидела какого-то мужчину, который вышел за мной следом. Он шел за мной несколько десятков метров, а потом вдруг сильно стиснул мою руку у локтя. У меня не было другого выхода – мне пришлось обернуться и посмотреть на него. У него были холодные, как лезвия, черные глаза и густая борода. Он говорил что-то по-арабски, и чем дальше он говорил, тем более угрожающим становилось выражение его лица. Сама не знаю как, но не прошло двух-трех минут, и около меня очутились два человека в униформе.
В результате я оказалась в здании, которое, вероятно, было полицейским участком. Никто не говорил по-английски. Наконец привели какого-то совсем дряхлого старика, и я смогла с ним объясниться. Он говорил по-английски и перевел мне, что полиция подозревает, что я занимаюсь в Дубае проституцией. И еще – что я бездомная. Я объяснила, что я не проститутка и не бездомная и что в их страну попала из-за определенного вида проституции, но не по своей воле. Я объясняла этому человеку, а через него остальным в комнате, что я убежала из тюрьмы, из роскошного дворца, где нас, тридцать девушек, держат в гареме. Я умоляла, чтобы они связались с югославским посольством в Дубае.
Они обсудили что-то между собой, один из них вышел из комнаты, а другой взял телефон и сделал короткий звонок. Тот пожилой человек сидел возле меня, время от времени поглядывал на меня и загадочно усмехался. Вскоре он вышел из комнаты, а я осталась с двумя полицейскими. Прошло около часа, и вот открылась дверь – ив ней появился один из охранников дворца, из гарема. Я встречала его, он был приставлен к Ирене. У меня потемнело в глазах. А он только показал рукой: мол, следуй за мной. Прямо у выхода нас ждал «мерседес». Через двадцать минут мы входили в ворота дворца. Тот, кто привез меня, ничего не говорил. Я боялась, ожидая ужасной кары.
Вместо моего номера он проводил меня в помещение в западной части дворца. Как только мы вошли внутрь, я получила сильную пощечину, от которой у меня закружилась голова. Я упала на пол, он поднял меня и ударил еще раз. Я почти потеряла сознание, и до того, как успела пошевелиться, в комнату вошел еще один мужчина, который помог этому первому поставить меня на пол и привязать с раскинутыми в стороны руками к балке, которая соединяла стены. Кончики пальцев ног касались пола, я едва могла опереться на него, голова падала, и я не могла ее поднять. У меня перед глазами все кружилось. Они вышли из комнаты.
Я не знаю, сколько времени прошло, когда один из них опять вошел, посмотрел, как я привязана, и, не сказав ни слова, вышел. Стало темно, в комнате тьму прорезал лунный свет, который падал через окно напротив.
Целый день никто не появлялся. Я безумными глазами глядела в ведро с водой. Мне казалось, что я могу проглотить собственный язык. Я бы жизнь в тот момент отдала за это ведро воды, но малейшее движение вызывало новые мучения. Я закрывала глаза, но как только открывала их, вода опять была передо мной. Когда наступили сумерки, я услышала шаги перед дверью. Вошел один из тех двоих, долго смотрел на меня, а когда заметил, что мои глаза уставились на ведро с водой, движением ноги опрокинул ведро. Вода разлилась на пол. Я смотрела обезумевшими глазами. Он тихо подошел, и через несколько секунд я ощутила страшный удар по голове. Удивительно, но я не потеряла сознание. Он все еще стоял передо мной, из коридора доносились чьи-то шаги.
Я смотрела перед собой на кровь, капавшую из моего носа. Удар был настолько сильным, что я была в полубессознательном состоянии. Открылась дверь, и я поняла, что ко мне кто-то вошел, только по шагам – у меня не было сил поднять голову. Я получила еще один удар по голове, намного слабее, чем тот первый. Мне стало безразлично, сколько еще ударов обрушится на меня, как будто я потеряла чувствительность к боли. Мне хотелось умереть. Тот, кто ударил меня, вышел из комнаты. Я чувствовала, что другой человек все еще тут, но где-то в глубине комнаты. Тот первый быстро вернулся и вылил мне на голову ведро воды. Я вздрогнула и немного пришла в себя. Потом снова услышала шаги, но уже здесь, в комнате. Человек, который находился до того вне поля моего зрения, подошел ко мне на полметра. Это был Хафез.
– Вы совершили большую ошибку, – сказал Хафез. – Вас нужно наказать, и мы принимаем решение о том, каким образом это сделать. Вы знаете, что ваша жизнь здесь не значит абсолютно ничего. Она в наших руках. Вы можете через десять минут просто исчезнуть, и никогда никто не узнает, что случилось. Мы можем это сделать и без вмешательства хозяина. Ему сообщат, что у вас был инсульт, что вас укусила ядовитая змея, и с этим будет покончено, – говорил Хафез, но его голос звучал необычно участливо, как будто ему было жаль.
Я зацепилась за этот намек, за этот проблеск сочувствия. Я думала, что в нем все-таки говорит человек, что он поймет мотивы моего неудавшегося побега. Хафез дал знак стражнику, чтобы тот меня освободил. Я упала на пол, изнемогшая, полуживая. Меня мучила ужасная жажда, и я собирала остатки разлитой по полу воды. Хафез какое-то время смотрел на меня, а потом в комнату вошли двое стражников. Они подняли меня с пола и повели по коридору. Точнее, потащили. Где-то посередине коридора, у одного из окон, стоял стол с ночником и стеклянной клеткой. Я обернулась и в клетке увидела огромную змею длиной полметра.
Я покрылась мурашками, вспомнив угрозы Хафеза; задержавшись секунд на пятнадцать, мы двинулись дальше. Я поняла намек, но и дальше пребывала в страхе, не приговор ли это. Что случится со мной в следующую ночь, осуждена ли я на смерть, причем таким ужасным способом – укусом ядовитой змеи?
Меня отвели в мой номер. Мне все еще не давали воды, хотя я несколько раз просила об этом. Все молчали, и наконец Хафез взял кувшин, ушел в ванную и налил в него воды. Когда он дал мне его, я не могла ждать и стала пить не из стакана, а прямо из кувшина, заглатывая воду, как животное, прерываясь, только чтобы вдохнуть воздух. А они просто молча наблюдали за мной.
– Теперь вы пойдете на поправку. Ваше наказание – это еще цветочки по сравнению с тем, что мы делаем в таких случаях. Это я принял решение, чтобы вас не наказывали по обычным правилам, под личную свою ответственность. Увидимся через несколько дней, – сказал Хафез и вышел из комнаты вместе с охранниками.
Я упала на пол и осталась лежать. Лежала так без движения очень долго. Просто не было сил ни на что, даже чтобы заплакать. Я только смотрела в одну точку прямо перед собой.
В течение нескольких следующих дней меня в номере несколько раз навещал врач. Синяки на лице постепенно сходили, и через десять дней все прошло без следа, как будто ничего и не произошло. Я опять выглядела прекрасно, даже свежо. Я решила никогда больше не совершать подобных глупостей. Останусь здесь, и что будет – то будет. Хозяин имел огромное влияние в Дубае. Очевидно, все государственные службы были к его услугам, и особенно полиция. Я сделала вывод, что его гарем совсем не тайна, что в этих краях это совершенно нормальное явление. Лишь бы были деньги. Мой хозяин, ясное дело, баснословно богат. Отсюда и его влияние.