— Мне так жаль. Я пытался прийти к тебе, но мои братья…
Она поворачивается ко мне: — Нет, блядь, ты не сделал этого! — кричит она, слезы падают на ее ресницы. Ругательство срывается с ее губ, звуча чуждо и неестественно. — Вместо того чтобы быть мужчиной и опознать гребаный труп своего лучшего друга, ты заставил это сделать его больную мать. Ты позорище.
Мой голос охрип от эмоций, которые я пытаюсь заглушить, но он отказывается слушаться: — Я люблю тебя, Джин.
— Ты не знаешь, что такое любовь. Давай начистоту: ты женился на мне только для того, чтобы получить свое наследство, а я хотела, чтобы моей матери стало лучше.
Господи, я так люблю эту женщину, что у меня разрывается сердце, когда ей больно. Я хочу забрать у нее эту боль.
Она хлопает дверью спальни, но я все равно врываюсь внутрь. Притягиваю ее к себе и прижимаюсь губами к ее губам, пытаясь показать ей, что она делает со мной. Она удивленно задыхается, позволяя мне просунуть язык внутрь, но затем со всей силы отталкивает меня.
Она вытирает рот, и ее губы кривятся.
— Никогда больше не прикасайся ко мне, — шипит она, снимая с вешалки несколько вещей, и снова проталкивается мимо меня.
Я сжимаю руки в кулаки, заставляя себя стоять на месте. Я позволяю ей уйти от меня, хотя все в моем теле кричит, чтобы остановил ее. Аромат ее духов дразнит, танцуя вокруг меня, а свет с датчиком движения выключается, оставляя меня в темноте.
Я обнимаю свою мать, пока она рыдает, горюя о другом любимом человеке, которого у нее отняли, как и отца. В конце концов, она засыпает от усталости около пяти утра в моих объятиях. Мои глаза болят от того, что я не спала более суток.
Закрываю их, и они щиплют от сухости. Сон бы помог, но во мне слишком много адреналина, чтобы заснуть. Я не могу пошевелиться, боясь разбудить маму. Ей нужно поспать.
Не могу поверить, что позволила себе влюбиться в Сорена. Он очаровал меня, когда я всю жизнь старательно оберегала свое сердце. Сегодняшний день еще один пример того, почему я поддерживаю свои стены.
Сорен ничем не лучше своего отца. Я уже видела, как это происходит, и это только приводит мою семью в еще большее отчаяние, в то время как его семья в выигрыше. Как я могла быть такой глупой, чтобы впустить его? Я знаю, что его семья похожа на грибок: они высасывают жизнь из всех, кто их окружает.
Мне нужно развестись. Этот брак был ошибкой. Но я никогда не видела, чтобы кто-нибудь из друзей родителей Сорена разводился. Что однажды сказала Ева? Моретти женятся, пока смерть не разлучит нас. В памяти всплывают наши клятвы, и я понимаю, что не могу просить о разводе — они убьют меня. За кровь платят кровью и все такое прочее. О чем я только думала? Серьезно.
Наверное, я могу сбежать, уехать из города. Увезу с собой маму.
Я сижу на одном месте в течение двух часов, пока мои мышцы не восстают в знак протеста. Мама тихо похрапывает в моих объятиях, когда медленно перекладываю ее.
Встав, разминаю руки и спину, а затем направляюсь в ванную. Я брызгаю на лицо водой, надеясь, что так буду выглядеть менее усталой и изможденной. Как так получается, что Сорен всегда выглядит свежим и красивым, а я всегда выгляжу так, будто не могу отдохнуть? Вытираю лицо салфеткой и бросаю ее в раковину, злясь, что вообще думаю о нем.
В дверь звонят, и я ругаюсь себе под нос. Ненавижу ругательства, и вот кем я становлюсь. Я не та девушка, которая расстраивается и с наслаждением извергает проклятия изо рта. Я выдыхаю воздух, готовая ударить по лицу того, кто находится за дверью.
Мой бывший босс, Конрад, стоит на крыльце.
— Сейчас не самое подходящее время, — я собираюсь захлопнуть дверь, но его рука проскальзывает внутрь и удерживает ее.
— Я хотел отдать дань уважения. Мне не понравилось, как все закончилось, и я хочу, чтобы ты знала, что я никогда не желал смерти твоему брату. Могу я войти?
Я не хочу стоять здесь и спорить. Я слишком устала, и во мне не осталось сил бороться. Я сдаюсь и убираю руку с двери, и она распахивается для него. Будет быстрее, если позволю ему сказать все, что он хочет, тогда я смогу продолжить думать о том, за что ненавижу Сорена.
Я скрещиваю руки на груди, сжимая бока в успокаивающем жесте, и прохожу через дом в гостиную. За спиной раздаются шаги Конрада, и он занимает место напротив меня, когда сажусь.
— Если я могу тебе чем-то помочь, дай мне знать, — говорит он с беспокойством в голосе, но я знаю, как устроены люди вроде Конрада. Он здесь ради собственной выгоды, а не для того, чтобы утешить меня, если это не поможет ему.