Я шмыгаю носом, сдерживая слезы, которые грозят пролиться.
— Я даже не успела попрощаться, — всхлипываю я, и мама снова обнимает меня. Она медленно поглаживает меня по спине.
— Выпусти это наружу. Нехорошо держать все в себе.
Я плачу еще сильнее.
— Сорен, должно быть, ненавидит меня сейчас. Все, что я сделала — это оттолкнула его.
— Дорогая, этот мужчина влюблен в тебя по уши. Я не думаю, что это возможно.
Я чертовски нервничаю, направляясь к дому Джин. Ненавижу, что она не со мной. Хотя как может быть иначе, если она считает, что я женился на ней только из-за наследства? В ее глазах наш брак был сделкой. С ее уходом я потерян, несчастен. Даже мои братья не хотят находиться рядом со мной.
Даже когда думаю о том, что Джин не рассказала мне о Еве, я не могу на нее злиться. Она же не знала, что та убегает замуж. Если бы она думала, что Еве грозит опасность, она бы сказала мне. Я не мог придумать нашу любовь.
Паркую свою машину — ту самую, которую она раздолбала к чертям — у ее подъездной дорожки. Я ухмыляюсь, вспоминая, как она улыбалась, когда терлась своей машиной о бок моей. Какая-то часть меня жалеет, что я ее перекрасил. Мне нравится напоминание о ней и ее дерзости.
Я стучу в дверь, и мгновение спустя появляется ее мать.
— Могу я поговорить с Джиневрой? — вежливо спрашиваю я.
Она бросает на меня грустный взгляд и похлопывает по руке: — Ее здесь нет, Сорен.
Мое сердце замирает, и я не могу расшифровать этот взгляд. Ужас охватывает меня, температура повышается. Может, я опоздал? Неужели я уже потерял ее навсегда?
Я колеблюсь: — Я также пришел сюда ради тебя, — я расстегиваю пиджак и достаю конверт. Пиппа открывает дверь шире, чтобы я мог войти. Ее руки постоянно теребят друг друга.
— Это плохие новости, не так ли?
Я качаю головой.
— Напротив, — протягиваю ей конверт, и она дрожащими руками вскрывает его.
— Лекарство работает, — ее глаза блуждают слева направо, читая, — я не понимаю, что здесь написано.
— Здесь говорится, что продолжительность твоей жизни увеличилась с четырех месяцев до десяти лет. Рак все еще живет в тебе, но они смогли уменьшить его размеры, и купировать скорость его роста.
— А Джиневра знает? — спрашивает она, ее глаза стекленеют от непролитых слез.
— Пока нет. Я пришел сюда, чтобы лично сообщить вам обеим эту новость.
Пиппа хватает меня за руку: — Мой дорогой мальчик, надеюсь, это не было настоящей причиной твоего визита.
Я вздыхаю: — Нет, но я подумал, что ей придется поговорить со мной, если появлюсь с этим.
— Вы двое подходите друг другу.
— Я не уверен, что она чувствует то же самое, — правдивость этих слов ошеломляет. Мое сердце снова ускоряется при одной только мысли о том, что я могу потерять ее. Я не уверен, что смогу это пережить.
— Иди к ней, — призывает Пиппа, вставая.
Я выхожу из дома и звоню своей службе безопасности, чтобы узнать, где Джиневра.
Я стою у большого окна, наблюдая за разговором моей жены с ее бывшим боссом, и замечаю, что он записывает разговор. У меня мгновенно пересыхает во рту, а в душу закрадывается такая боль, какой я никогда не испытывал. Я всегда доверял Джин, но эта сцена передо мной?
Она делает глоток своего напитка, и ее губы дрожат, когда она продолжает говорить. Я понятия не имею, что ей известно, но знаю, что она самый умный человек, которого когда-либо встречал. Она легко может найти все, чтобы уничтожить меня и мою семью. Так вот что она делает? Я вспоминаю своих братьев, сомневающихся в ее преданности. Ева была преданна мне. Была ли Джин также верна мне?
Эти мысли бьют мне прямо в сердце. Я отдал ей все. Я дал клятву своей семье, что она будет преданна мне. Я поклялся своей жизнью. Такая клятва обязывает. Я сглатываю комок, подкативший к горлу. Горло пульсирует, когда проталкиваю его вниз. Мой желудок хочет немедленно его отвергнуть и урчит от тошноты.
Конрад продолжает подбивать ее говорить дальше. Он мне никогда не нравился, и сейчас я жалею, что не заставил его исчезнуть, когда впервые увидел его с Джин. В очередной раз я не прислушался к своей интуиции из-за нее.
Джин берет свою кружку, и ее руки дрожат, когда она подносит ее к губам. Конрад кладет руку ей на бедро и не отпускает, пока она пьет. Во мне вспыхивает ярость, и я срываюсь с места, врываясь в кофейню. Дверь ударяется о стену, и я громко топаю к ним.
— Убери руки от моей жены, — требую я.
У мужчины молниеносные рефлексы, он быстро отодвигается, чтобы оказаться как можно дальше от Джиневры. Возможно, это спасло ему жизнь, в зависимости от того, как много Джин ему рассказала.