— Я быстренько сварю кофе. Должны же мы хоть чем-то попотчевать твою гостью!
Отец и его гостья озадаченно смотрят ей вслед. А я-то считала ее робким ребенком, думает фройляйн Герлах. Ну и дура же я!
Очень скоро Лотта приносит кофе, сахар и сливки, разливает кофе по чашкам — ни дать ни взять хозяйка дома — спрашивает, не угодно ли сахару, пододвигает гостье сливки, затем садится рядом с отцом и говорит с приветливой улыбкой:
— Я бы выпила немножко кофе за компанию.
Отец наливает ей кофе и галантно осведомляется:
— Сколько сливок налить, мадам?
Девочка фыркает.
— Половину кофе и половину сливок, месье.
— Прошу вас, мадам!
— Благодарю вас, месье!
Все пьют кофе. Молча.
Наконец Лотта заводит светскую беседу:
— Я только что была у господина Габеле.
— Он опять рисовал тебя? — интересуется отец.
— Совсем чуть-чуть, — отвечает дочка. Еще глоточек кофе и она добавляет невинным голоском: — У него слишком мало света. А особенно ему нужен верхний свет, вот как здесь…
— Значит, ему следует снять себе ателье с верхним светом, — весьма метко замечает господин капельмейстер, даже не подозревая, что ведет разговор туда, куда и хотела его направить Лотта.
— Я ему то же самое сказала, — спокойно говорит она, — но все ателье заняты.
Вот маленькая бестия, думает фройляйн Герлах. Ибо, будучи дочерью Евы, она уже точно знает, куда клонит девочка. И верно…
— Вообще-то, чтобы сочинять музыку, верхний свет не нужен? Да, папа?
— Да, вообще-то не нужен.
Девочка переводит дух, пристально глядя на свою юбку. И вдруг спрашивает, так, словно ей это только что пришло в голову:
— Папа, а что если ты поменяешься с господином Габеле?
Слава Богу, наконец-то она это выговорила! Лотта искоса смотрит на отца. Взгляд у нее робкий и умоляющий.
Отцу и досадно и в то же время смешно. Он все смотрит то на девочку, то на элегантную даму, которая, однако, успела изобразить на лице слегка ироническую улыбку.
— Тогда у господина Габеле было бы ателье, — продолжает Лотта, и голос ее дрожит, — и столько света, сколько ему нужно. А ты бы жил рядом с нами. Рядом со мной и Рези. — Под пристальным взглядом отца глаза Лотты, если так можно выразиться, вновь обращаются к собственной юбке. — Там ты будешь один, совсем как здесь. А надоест быть одному, просто перейдешь площадку и все. Даже шляпу надевать не нужно. И обедать мы сможем дома. Когда обед будет готов, мы позвоним тебе в дверь. Три раза… И готовить будем все, что ты любишь. Даже солонину… И нам будет слышно, как ты играешь на рояле… — Голос девочки звучит все менее решительно. И наконец, смолкает.
Фройляйн Герлах резко поднимается. Ей срочно нужно домой. Как летит время! Но тут были та-а-ки-и-ие интересные разговоры!..
Господин капельмейстер Пальфи провожает свою гостью. Целует пахнущую духами руку.
— Итак, до вечера! — говорит он.
— Может быть, у тебя не будет времени?
— С чего бы это, дорогая?
Она улыбается.
— Наверное, ты будешь занят переездом?
Он хохочет.
— Рано ты смеешься! Насколько я знаю твою дочь, она уже наверняка заказала машину с грузчиками.
И дама в ярости сбегает вниз по лестнице.
Когда капельмейстер возвращается в ателье, Лотта как раз моет посуду. Он подходит к роялю, берет несколько тактов. Потом начинает мерить комнату большими шагами. Потом пристально вглядывается в партитуру.
Лотта из всех сил старается не греметь посудой. Когда все уже вытерто и убрано в буфет, Лотта надевает шляпку и подходит к отцу:
— До свидания, папочка!
— До свидания.
— Ты придешь к ужину?
— Нет, сегодня не приду.
Девочка робко протягивает ему руку. На прощание.
— Послушай, Луиза, я не люблю, когда за меня думают другие. Пусть даже моя собственная дочь. Я сам знаю, что для меня лучше.
— Конечно, папа, — тихо и спокойно отвечает девочка, не опуская протянутой руки.
Наконец он пожимает ей руку и видит, что глаза у нее полны слез. Но отец должен быть строгим. Итак, он делает вид, что ничего особенного не заметил. И коротко кивнув ей на прощание, садится к роялю.
Лотта почти бежит к двери, тихонько отворяет ее и исчезает.
Господин капельмейстер чешет в затылке. Детские слезы, только этого не хватало! А тут еще нужно сочинять детскую оперу! Ах, черт возьми! Просто невыносимо видеть слезы в глазах такого маленького существа. Они висели на ресницах, как капельки росы на былинках…
Пальцы его касаются клавиш. Он склоняет голову, словно прислушиваясь к чему-то. Потом еще раз проигрывает мелодию. Повторяет ее секвенции. Это минорная вариация радостной детской песенки из его новой оперы. Он меняет ритм. Он работает.