Выбрать главу

Заимствования у Некрасова: «Подожди ты, бога ради». (У Некрасова: «Ну, пошел же, ради бога»). Да и обращение это, связанное в нашем представлении с чем-то очень русским, в стилизованных «Персидских мотивах» явно лезет торчком. «И пришли к нам нежданно-негаданно». У Некрасова: «И пришлось нам нежданно-негаданно». И вот еще из персидских мотивов – все последние достижения Есенина: «Низкий дом с голубыми ставнями». Голубой цвет, конечно, нежен и не одному есенинскому взору приятен: «дом с голубыми воротами» существует у Мих. Кузмина.

Дальше: «Вошла, как горькая отрава». Брюсов: Отравой сладостной вошла. Если и есть различие, так только во вкусовых ощущениях. Но Брюсов – это еще что! А вот – милый и незабвенный Alexandre Вертинский:

«Ваши пальцы пахнут ладаном, А в ресницах спит печаль. Ничего теперь не надо вам, Ничего теперь не жаль».

У Есенина – и по словам, и по напеву – та же вертинщина:

«Грубым дается радость, Нежным дается печаль. Мне ничего не надо, Мне ничего не жаль».
(Стихи изд. «Круг»).

И в другом месте: …«медовый ладан… Ничего от вас не надо».

Новая «кокаинеточка» в костюме рязанского пастушка. Картинка!.. Неспециалисты, пожалуй, скажут: ну, и что за беда, что размер чужой, что рифмы встречаются у кого-то там 10 раз! Рифмы, мол, вроде блох («Вы, любители песенных блох» – у Есенина) – маленькие, кончики строк только… Мудрено ли, что перепрыгивают, а пользы все равно в них нет. Но все-таки надо быть чистоплотнее. До чего небрежен порой, например, Маяковский, а и тот однажды заявил с гордостью: – «Вот как я честно работал: во „Всем сочиненном Маяковским“, нет двух одинаковых рифм!» Подражания, заимствования, перепевы и самоперепевы у Есенина так явственны, что даже критика, которая вообще-то к Есенину не в меру благосклонна, и та их отметила.

Интересные замечания можно найти в статье – «О Есенине», А. Ромма («Чет и нечет», альманах поэзии и критики. Москва, 1925 г.). Вот – некоторые из них. Есенин «подражал Клюеву, из всех сил старался стать в позу апокалиптического пророка». В стихах Есенина А. Ромм слышит «истерические выкрики, чужеродный вихрь, поднявший и закрутивший человека». «Имажинизм Есенина – это тоже – чужеродный наплыв». – «Апогей Есенинского имажинизма – «Пугачев». Здесь он доходит в погоне за образом до таких плоских иносказаний:

«Клещи рассвета в небесах Из пасти темноты Выдергивают звезды, точно зубы».

Отмечает А. Ромм у Есенина и подражания Маяковскому: «Вы, любители песенных блох. Полно кротостью мордищ праздниться». Однако, и новые стихи после-имажинистического периода «местами впадают в плоский прозаизм»:

«Я сердцем никогда не лгу, И потому на голос чванства Бестрепетно сказать могу, Что я прощаюсь с хулиганством».

По поводу «плоских прозаизмов» добавим еще, что неизвестно за какие достоинства полюбившееся Есенину слово «хулиган», и еще ряд подобных, он треплет непрестанно, отчего эти слова, и без того старенькие, становятся окончательно убогими, безличными и безвкусными. Никого, все-таки, так убедительно, добросовестно и многократно не перепевает Есенин, как печальной памяти Игоря Северянина. Вот вам примерчик: «И тебя блаженством ошафранит». Живой Игорь!

Вся есенинская «тяга к деревне», захваленная критиками системы «Львов-Рогачевский», не что иное, как «милый», детский, северянинский «стиль рюсс». Угадайте, например, кто это:

«Выйду на дорогу, выйду под откосы, – Сколько там нарядных мужиков и баб. Что-то шепчут грабли, что-то свищут косы. Эй, поэт, послушай, слаб ты иль не слаб?»

Ну, конечно, слаб, совсем слаб, несчастный, так что даже «лица на нем нет»: мы привели самые что ни на есть последние стихи Есенина, а читателю, наверное, показалось, что это самый что ни на есть последний Северянин. Судите сами, можно ли писать сильное стихотворение о покосе северянинским ленивым размером: «Солнце любит море, море любит солнце» да еще утверждая, что «пейзане», по случаю полевых работ, видите ли, поднарядились. И свою «деревню» и «природу» раскрашивает Есенин в мармеладно-северянинские тона:

«Голубого покоя нити… О, Русь, малиновое поле, И синь, упавшая в реку».

Сочетание цветов-то какое!

«Словно я весенней гулкой ранью Проскакал на розовом коне».

Розовая лошадка – очень замечательно! Вообще, к животным у Есенина до тошноты сладенькая нежность: