— Но он может вернуть тебе цвет!
— Не может! Он забыл колдовское слово.
— А вдруг вспомнит?
— Не вспомнит. Он лишил меня цвета, когда был еще молодым, а теперь куда ему! Сплошной склероз! Ну, я пошел… Бывай!
Ветер улетел. Юрка повернулся к муравью:
— Ты извини меня, пожалуйста, — заговорился я с ним.
— С кем?
— То с Лесовичком, то с ветром.
— Я ничего не слышал. Видел, что ты какой-то весь в себе. Подумал: пускай, не стану его отвлекать.
— Интересно получается: мы сидим рядом, а ты ничего не видишь и не слышишь.
— Не удивляйся. Лесовик, наверное, посчитал, что так нужно. Он муравьями не очень интересуется. Что для него муравьи! Так, мелкота одна. Делают свое дело — и ладно… А ветер мне и самому не интересен. Пустомеля… Пока ты с ним разговаривал, я вспомнил, что недалеко отсюда растет дикая яблоня. Не очень кислая. Кисло-сладкая. Если хочешь подкрепиться, пойдем к ней.
— О, с удовольствием! — воскликнул мальчишка.
Они пробирались сквозь чащу трав, и Юрка мельком наблюдал за таинственной жизнью, прежде почти недоступной человеческому глазу. Ярко-красный почвенный клещик, неуловимо быстрый, раньше был едва различим. Теперь он был величиной с божью коровку, мохнатый, весь в лапках, словно колючка. Да разве только этот клещик? Все вокруг казалось увеличенным до огромных размеров. Стало хорошо видимым то, чего вообще нельзя было различить невооруженным глазом. Юрка будто перелетел на другую планету, где все не так, как на Земле. Он поймал себя на мысли, что не очень удивляется.
Под листом лопуха, закрывшим над ними все небо, они наткнулись на сколопендру, которая только что прикончила гусеницу. Она угрожающе покосилась на них, весь ее облик говорил: «Чего уставились — идите своей дорогой!» Едва выбрались из-под лопухового листа, увидели большую сеть, сплетенную из миллиметровой прозрачной лески. Юрка хотел подергать за одну из ее нитей, но муравей остановил его:
— Нельзя, прилипнешь!
— Так это же паутина!
— А ты думал — что?
Юрка ударил no ней палкой — сеть вздрогнула, палку удалось освободить лишь после нескольких рывков. На середину сети выскочил паук-крестовик и остановился в недоумении — сигналов о том, что жертва запуталась, больше не поступало. Неужели вырвалась? Он подбежал — вот у кого надо учиться искусству канатоходца! — к месту обрыва, поманипулировал лапками, восстановил обрыв. Четыре пары его тусклых черных глаз выражали досаду — зря выбежал из укрытия! Тут он увидел нарушителя своего покоя. Крестовики вообще-то подслеповаты и замечают лишь то, что находится в непосредственной близости. Паук замер, не сводя с Юрки глаз.
— Огреть его дубинкой? — спросил Юрка.
— Зачем? — удивился Х-Девятый. — Он ведь не причинил тебе зла.
— А попадись я в его сети?
— Так не попадайся!
— Но я могу запутаться в ней по неосторожности!
— А ты будь осторожён! — воскликнул Х-Девятый. — Знаешь, мне кажется, что ты чересчур воинственный. Я смотрел, как ты вел себя в битве с черными муравьями, как опустошал их ряды…
— Но это же война! Не мы их — так они нас. Хочешь выжить — убей врага! Разве не так?
— И так и не так. В той войне больше виноваты мы сами. Надо было уладить миром, не доводить до побоища. Но никто даже не пытался поговорить о мире. Вот в чем беда.
— Я думаю так: о мире говорят, пока вокруг мир, а началась война — надо воевать и убивать врагов, — заметил Юрка.
— Ты вон их сколько убил тогда, а что доказал? Ты убил множество жизней — у тебя спокойна совесть?
Юрка ответил не сразу. Он долгое время шел молча, размышлял.
— Конечно, если направить мысли в другую сторону, то и война, и эти бессмысленные жертвы — все ужасно, а главное — не знаешь, на чьей стороне справедливость. Те же черные муравьи! Зачем они преследовали нас?
— Погоди, они ведь по-своему правы. Мы нарушили их границу, вторглись на их территорию, — из-за тебя, между прочим.
— А сейчас, когда мы идем к яблоне, мы не окажемся нарушителями? — спросил Юрка.
— Яблоня растет на ничейной земле. Раньше там был сильный муравейник, но однажды поздней осенью его разворотил медведь. Муравейник так и не восстановился. К тому же его доконали многочисленные паразиты.
— Я хочу закончить разговор о крестовике. Ты сказал, что если быть осторожным, то не попадешься в его сеть. Но ведь иногда поневоле забываешь об осторожности! Так что — из-за этого умирать?!
— Несомненно! — ответил X-Девятый. — Здесь все справедливо. Крестовики живут благодаря неосторожным насекомым, а неосторожные насекомые, согласно законам естественного отбора, — не самые лучшие насекомые. Как ни парадоксально, сам крестовик заинтересован в том, чтобы осторожных насекомых было побольше. Иначе все они погибнут. Исчезнут насекомые — начнут голодать и вымирать крестовики. Видишь, как получается? Тут есть над чем подумать.
— Но я не хотел бы, чтобы паучий род продолжался ценой моей жизни, — сказал Юрка. — Я хочу жить, притом долго.
— Я рад, что у тебя такие намерения. Надеюсь, ты будешь достаточно осторожным, чтобы не помешать им осуществиться. Только этого мало. Мало одной осторожности. Нужна еще и мудрость, и энергия, и способности, и еще много кое-чего…
Муравей, как обычно, шел впереди и мудрствовал. Он любил отвлеченные рассуждения, и это не вредило только потому, что его сородичи примирились с его нестандартностью.
— Ты зануда, — вдруг сказал Юрка, прервав рассуждения приятеля.
— Почему? — вытаращился муравей.
— Любишь поучать. Когда это в меру — терпимо. Но так редко бывает, когда поучают в меру!
— Ты обиделся, — сказал муравей. — Тебя, видно, много поучали. В таком случае — извини. Больше не буду.
— Караул! — вдруг закричал Юрка не своим голосом.
Муравей оглянулся. Его двуногий друг трепыхался в паутине. Угораздило-таки! Муравей подбежал, схватил Юрку за штанину и начал оттаскивать.
— Не трепыхайся! — крикнул муравей. — Так ты лишь сильнее запутываешься!
Как ни напрягался Юрка, как ни тянул его муравей, освободиться из паучьей ловушки не удавалось. Взглянув вверх, Юрка увидел, как из-под листка, где таилось убежище грозы мелких насекомых, выскочил паук и побежал к Юрке.
— Паук! — заорал Юрка.
— Отмахивайся палкой! — посоветовал муравей. — Не подпускай его близко! Я сейчас вернусь!
Паук подбежал устрашающе близко и приготовился вонзить в жертву ядовитые челюсти — хелицеры. Несколько заколебался — жертва была не похожа на обычных насекомых. Все Юркины нервы были напряжены до предела. Он понял, что панический страх его убьет, поэтому перестал трепыхаться и попытался обрести устойчивость. После не долгих сомнений паук бросился на Юрку. Мальчишка взмахнул дубинкой и обрушил ее на паучью голову. Оглушенный, паук отскочил от Юрки, сообразив, что здесь обычная паучья тактика не годится. Оставаясь на безопасном удалении, крестовик стал кружить вокруг да около. Хотел убедиться, что мальчишка увяз напрочь. Крестовик перебрался наверх и над самой головой мальчишки выбросил липкую петлю. Юрка мотнул головой, увернулся от петли, паутина упала на левую руку, которая и без того была вся в узлах. Крестовик, видно, рассудил, что лишняя петля не помешает.
Когда крестовик, забрасывая очередную петлю, забылся, Юрка еще раз достал его дубинкой. По-видимому, удар пришелся по паутинному бугорку — крестовик перестал закидывать мальчишку петлями, ушел на середину сети и затаился. Посчитал, что время работает на него. Жертве не удастся высвободиться, она устанет еще больше. Паук тем временем отдохнет и набросится на нее с новыми силами. «Еще повезло, что у меня свободна правая рука, могу отбиваться… — подумал Юрка, не спуская глаз с паука. Интересно, что он там замышляет? Вон как нахохлился…»
Паук вдруг вздрогнул. Юрка вначале подумал, что крестовик готовится к новой атаке. Наблюдая за странным поведением паука, мальчишка увидел, что над головою его врага быстро кружится крупное черное насекомое. Крестовику, похоже, это не нравилось. Очень не нравилось. Он выставил навстречу насекомому передние щетинистые лапы, оскалил хелицеры.