И столько вокруг было спокойствия, что оно незаметно стало передаваться Юрке. «Ну и что, если потерялся… не знаю, куда идти? Другие дети тоже терялись, даже маленькие… Их рано или поздно находили. Лучше, конечно, рано, чем поздно! Меня тоже найдут. Полесье — не тайга… Не африканские джунгли… И не амазонская сельва. Отец поищет-поищет до ночи и, если не найдет, вернется к бабушке, поедет в район заявит в милицию… Да я и сам выйду отсюда! Буду идти все время в одном направлении. Главное — попасть на дорогу. Дорога выведет к людям. А люди помогут добраться к бабушке… Ха, все просто! Вот только бы поесть чего-нибудь!»
Юрка представил, каково сейчас отцу. Сердце дрогнуло от жалости. Он, видно, посчитал, что Юрка испугается леса и будет все время держаться рядом. «А я бросился за грибами. Да еще эта дурацкая малина! И медведь! Как он напугал меня!»
Юрка приметил в траве листья земляники. Может, и ягоды есть? Поднялся, походил, поискал. Ягод не было. Отошли ягоды. Но что-нибудь съедобное должно быть? Лес ведь! Юрка пересек поляну, подошел к опушке, заросшей терном. Синеватые ягоды показались спелыми, а попробовал — скулы свело. Огляделся. Деревья вокруг поляны высоченные. Как ему не пришло в голову залезть на дерево и осмотреться!
Пока добрался до нижних ветвей, взмок весь. Над головой металась белка и сердито «цыкала» на незваного гостя. Она все время пряталась за стволом, из-за которого торчали ее настороженные ушки и сверкали негодованием черные пуговицы глаз. Забравшись на первую ветку. Юрка передохнул. Белка не унималась, все «цыкала». Юрка отломил сухой сучок и бросил в зверька. Рыжая молния метнулась на соседнее дерево и продолжала яростно ругаться. В следующую минуту появились сороки. Их причитания, должно быть, означали: «Караул! Грабят!», потому что вскоре налетели и вороны. Тихий до сих пор лес вдруг наполнился карканьем, стрекотанием, цыканием…
Сороки все больше держались понизу, в кустах так и мелькали черно-белым опереньем. Вороны кружились над деревьями, усаживались на верхние ветки и при этом ужасно каркали. «Что это они базар устроили!» — удивлялся Юрка, пока не заметил на ветвях соседнего дерева охапку мелких сучьев — воронье гнездо. Поднимаясь с ветки на ветку, вдруг увидел в стволе дерева черное отверстие. Рыжие шерстинки, застрявшие вокруг дупла, подсказали: здесь беличье гнездо. Не зря хозяйка расшумелась. В нем не слышно ни единого шороха, но Юрка чувствовал, что там притаились бельчата. Попробовал засунуть в дупло руку — не пролезала, а так хотелось посмотреть на маленьких зверюшек! Пусть растут, подумал Юрка, и полез дальше, не обращая внимания на шум и гам.
С вершины старой липы Юркиному взору предстало необозримое лесное безбрежье, томящееся в знойном августовском мареве. И ни единой приметы, которая указала бы на близость человеческого жилья. В какую сторону податься, Юрка не знал. Ориентироваться по лесным приметам — замшелости стволов, распределению кроны вокруг ствола — он не умел, хоть и читал об этом. Но читать — одно, а определять на практике — совсем другое… Успел приметить, что даже стволы двух рядом стоящих деревьев обрастали мхом с разных сторон, — поди догадайся, какое верно указывает на север! Помнил: когда входил с отцом в лес, солнце вставало справа, но потом в лесу было столько поворотов, — солнце светило то справа, то слева, то в спину, — что здесь и сам куперовский Следопыт сбился бы с пути. Отчаяние с новой силой охватило Юрку. Да и как тут было не отчаяться, глядя на бесконечную зеленую пустыню!
Спускаться с дерева оказалось труднее, чем подниматься на него. Изорванная во время бегства рубашка задралась, и Юрка сильно поцарапал кожу на животе и груди. Птичий базар вокруг смолк, едва мальчишка очутился на земле. Словно кто-то выключил надоедливую пластинку. Что же дальше делать? Отец напутствовал: «Может случиться, что мы потеряем друг друга. Как только перестанешь слышать мой голос, остановись. И ни шагу с места. Я вернусь и найду тебя». Хороший совет, если бы все время помнить о нем. Ах, этот медведь!.. Надо вернуться к оврагу с малинником только где он, этот овраг? В полном изнеможении Юрка уселся под деревом, прислонился спиной к теплой морщинистой коре… Так сидел он полчаса, а может, и все два. Ныло под ложечкой, донимал голод. Бабушка утром уговаривала: поешь да поешь! Не хотел. Понадеялся на папину корзинку. Бабушка положила в нее и огурцов, и помидоров, и лука зеленого; бутылку козьего молока сунула… Где все это теперь? Перед его глазами вдруг возникла яичница-глазунья с кружочками колбасы. Ах, какой запах!
Голова кругом идет… Потом представил себе кружку холодного, из погреба, козьего молока. Окажись она теперь в Юркиных руках — по капельке тянул бы, наслаждался…
Однако ты засиделся, парень! Юрка подумал об этом с тоской — очень уж не хотелось оставлять эту добрую спокойную поляну. Солнце клонилось к вечеру, тень липы, под которой сидел Юрка, достигла противоположной опушки. Неужели придется ночевать в лесу? В лесу? Одному?! Ну, нет!
— Тун-тун-тун! Тун-тун-тун!
О, старый знакомый появился. Давно не слышали. И что ты, чучело лесное, кружишь вокруг меня, или тебе делать нечего?.. Напряженно вглядываясь в заросли, Юрка вдруг похолодел, по спине поползли знакомые мурашки, каждый волосок на голове встал торчком. Он увидел нечто такое, от чего сердце оборвалось и ухнуло в пропасть. Из темной листвы, с противоположной стороны поляны на него, уставились глаза; острый, пронзительно жуткий взгляд, сверкающий сквозь длинные, мохнатые, спутанные зеленые волосы… Это он! Колыхнулась ветка — глаза исчезли. Юрка не мог ни встать, ни вздохнуть. Может, показалось?
— Тун-тун-тун!
Неужели Лесовик? Ух и взгляд!.. Я пропал!
Сказать, что Юрка оцепенел от ужаса, нельзя. Испуг был, но он прошел мурашками по коже и только. Юрка уже достаточно натерпелся страха, успел привыкнуть к нему. Мысль о возможных последствиях встречи с хозяином леса, вызвав минутное замешательство, быстро улетучилась. Чему быть, того не миновать! Юрка вынул из кармана нож, попробовал острие пальцем, встал и подошел к зарослям бересклета. «Если придется ночевать в лесу, надо вооружиться». Древесина бересклета, плотная и тяжелая, с трудом поддавалась ножу, зато дубинка получилась на славу. Юрка почувствовал себя куда увереннее. «А был бы у меня автомат — я бы шел по лесу и напевал песенку… Или насвистывал… Нет автомата? Обойдемся дубинкой… Эх, дубинушка, ухнем». Последние слова Юрка, охваченный какой-то нервной радостью, чуть не пропел.
Подкрепиться бы! Юрка постоял-постоял и вошел в лес, где дальние тени становились все гуще, все темнее. Там росли низкорослые деревца с красными и темно-синими ягодами. Пожевал. Вкус отвратительный. Да еще и едкий. Что-то в этих ягодах настораживало. Рассеянный Юркин взгляд скользнул под деревьями, пошарил по жухлой прошлогодней листве. В глаза бросился красивый гриб с ярко-красной шляпкой. Сыроежка! Юрка подбежал к ней, срезал. Ни единой червоточины. Если ее окрестили сыроежкой, значит, можно есть сырой, иначе зачем же такое прозвище! Сладковатая… даже приторная. Юрка разжевал кусочек, проглотил с трудом. Схваченное спазмом горло словно сопротивлялось непривычной и вообще сомнительной пище… «А если это и не сыроежка вовсе? Балда, надо было раньше думать, а не после того, как проглотил!.. Авось, обойдется…»
Стоило Юрке присмотреться повнимательнее, как он увидел, что грибов здесь много, особенно мясистых с коричневой шляпкой. Отец собирал точь-в-точь такие же. Да их тут видимо-невидимо! Вооружившись дубинкой, мальчишка обошел вокруг полянки. Была надежда — а вдруг к ней ведет какая-нибудь дорожка или хотя бы тропинка! Но кроме следов животных с небольшими копытцами, — это могли быть и косули, и кабаны, — никаких других не было…
Вернулся к корзиночке, — сиротливо лежала она на траве, будто чувствовала свою бесполезность. Ее хозяину было не до грибов. Приближался вечер, небо освободилось от белесой вуали дневного зноя, заголубело чисто и прохладно. Слегка кружилась голова, подташнивало. «Наверно, от голода… Или от жажды». Подумал о жажде — она тут же утроилась. Хотелось пить невыносимо. Подчиняясь манящему желанию полежать, Юрка растянулся на траве под липой.