Духота сгущалась. Лесные хвоще-папоротниковые испарения забивали дыхание. Гигантские, рыхлые, изумрудно-серо-зеленые и фиолетовые листья плавились в тропическом зное. Мальчишка прямо вскрикнул от радости, когда выбрался из обрывистых берегов и перед ним открылся просторный песчаный пляж. В кедах чавкало и хлюпало. Внимательно оглядевшись, разулся, снял одежду и расстелил ее на песке. Жаркое солнце обещало высушить немедля. Надо бы и трусы снять — постеснялся сидеть голышом. Как будто в мезозое было кого стесняться! Вот чудак!
За спиной послышался шорох. Юрка схватил палку и вскочил. На высокой сосне, в пятнадцати метрах, сидел коричневый зверек величиной с кошку и с любопытством пялился на мальчишку. Мордочка несколько напоминала бобриную, маленькие голые уши были тесно прижаты к голове. Длинные и тонкие обезьяньи лапы. Длинный, веером, хвост. Такого зверя Юрка ни на одной картинке не видел, а между тем это был плезиадапис, прямой предок приматов. Зверек чихнул, забавно поскребся под мышкой, затем, глядя на Юрку, скорчил уморительную гримасу, должно быть улыбнулся. Вдруг он насторожился, глядя куда-то вверх. Высоко над лесом парили две черные птицы. Зверек посмотрел и успокоился. А если зверьку, аборигену, спокойно, то из-за чего тревожиться Юрке! Он растянулся на песке, не выпуская зверька из поля зрения. Плезиадапис, увидев, что Юрка разлёгся, не то что забеспокоился, а завертелся на ветке, порываясь спуститься на землю и подбежать к мальчишке. Он вел себя как младенец в манеже, увидевший детей, играющих в мяч.
Юрка натянул джинсы, надел майку, рубашку. Как все изорвано! В каком виде предстанет он перед родителями, перед всем человечеством, вернувшись из мезозоя домой!
Впрочем, для мезозоя человек хорош и без одежды, хотя, если подумать, неплохо бы предстать перед праобитателями Земли в отутюженной школьной форме и при красном галстучке, подстриженным и с хорошо вымытыми ушами. Свою эпоху надо представлять достойно! Тогда, может быть, и встретили бы его по-другому: динозавры выстроились бы в линеечку, с ветками сосновыми в зубах. Юрка чеканил бы шаг вдоль строя, а в небе пролетали бы птеранодоны и прочие летающие ящеры, сбрасывая под Юркины ноги лепестки мезозойских цветов... А так что получается: попал сюда голодранцем и никому до него нет дела. А между прочим он оставлял на девственной земле первый в ее истории человеческий след. След человеческих ног, обутых в кеды тридцать восьмого размера. Разве так встречают первого человека? Первого и единственного! Между прочим, неплохо бы послать самому себе отсюда письмо в двадцатый век. А что? Идея! Но где взять бумагу и карандаш? Глупости, никакая бумага не сможет лежать столько времени! Вот если взять камень, скажем, плитку песчаника, и вырезать на ней ножом такие, например, слова: «Привет Юрке Оленичу из мелового периода мезозойской эры!» Спрятать камень в укромное местечко на холмах,— там наверняка найдутся пещеры,— вернуться домой, в двадцатый век, и ждать, пока камень попадет в руки археологов! Вот будет сенсация! А если взять обугленную деревяшку и нарисовать на стене пещеры динозавра, паука и птеранодона... И плезиадаписа! И эту пещеру разыщут в двадцатом веке. Те, кто исследует ее, скажут: «Да, этим рисункам девяносто миллионов лет!» Другие возразят: «Ерунда!» Скажут: «Такого не может быть!» И тогда проведут радиоуглеродный анализ, и действительно,— девяносто миллионов! Этой же деревяшкой нарисую себя и подпишу: «Юрка Оленич, единственный человек на земле, современник динозавров!» Ух и сенсация будет!
Но подумал, что этого будет мало. Снял натянутый было кед, выдавил на влажной глинистой почве следы своих ног и рук. Вмятины засыпал песком и разровнял. Чтобы вода не размыла их, прикатил,— чуть не надорвался!— песчаниковую плиту и прикрыл ею следы. Подумал — и навалил на них целую груду камней помельче. В течение многих миллионов лет следы затвердеют. Поскольку у песка и глины различная материальная структура, их можно будет разделить, одно очистить от другого. Вот так! Здесь, на берегу безымянной мезозойской речки, Юрка захоронил следы своих ног. Пог, искусанных полесскими комарами... Странно — следы человеческих ног в безлюдном мире... В мире, где все безымянно, все — не осознающее себя...
Мальчишка обулся. Он решил окончательно: выйдет к холмам — и точка, ни шагу дальше. В конце концов, здесь просто незачем куда-либо идти. Меньше бродишь — меньше риска напороться на хищного ящера. «Пусть они сами ко мне приходят!» Он завалит камнями вход в пещеру изнутри, оставит окошко, будет наблюдать за ними. Что еще надо!