— У тебя мокрый зад, будто обмочился, - она сжимает телефон, словно микрофон, подносит к губам и зажимает нос пальцами, чтобы сделать голос, как в старых фильмах, — Внимание, всем новостям. Джеймс Барнс в данный момент впервые подмочил свою репутацию.
— Ох, Мари, - он качает головой, но все же улыбается.
— У тебя красивая улыбка. Я могу болтать без умолку, если тебя это смешит.
Оба садятся в машину. Баки заводит двигатель и спокойно трогается с места. Путь к его квартире занимает около получаса. Мари осторожно расспрашивает его, боясь спугнуть, но он ничего не подозревает. Он настолько поражён её теплым отношением, что просто теряет бдительность. Припарковавшись, он выходит и открывает её дверь.
— Иди, я подожду.
— Чего?
— Ты ведь не ждал гостей. Мы подъехали и я увидела напряжение. Может там что-то нужно убрать или…
— Да, спасибо. Я быстро, - он перебивает её и быстрым шагом направляется домой.
Мари только улыбается. Конечно, нужно убрать подушку и одеяло с пола. Ты ведь считаешь, что не заслужил комфорта. Бак рассказывал мне об этом. У него ушёл не один месяц, чтобы привыкнуть к мягкому матрацу. Хорошо, что я этого не видела. Так бы и зарядила подзатыльник. Джеймс возвращается быстро, буквально через пять минут. Он берет её сумку и проводит внутрь.
В квартире очень чисто, каждая вещь в прямом смысле лежит на своём месте. Не богато, даже пусто, но терпимо. Правда тут ощущается вкус одиночества и тоски.
— Ты поживешь в комнате, она за той дверью. Я перестелю тебе бельё.
— Не нужно. Мне и на диване будет хорошо.
— Так не пойдёт. Я смотрю телевизор допоздна. Извини, - Бак стоит на своём. Я не могу уснуть в тишине. Я слышу крики своих жертв.
— Если ты не идёшь в постель, значит никто не идёт в постель. Это верх наглости с моей стороны.
— Что предлагаешь делать?
— Это твой дом и твои правила. Смотришь телевизор допоздна, смотри. Но спишь-то ты в спальне. Значит я могу смотреть телевизор с тобой. А потом спать на диване.
— Не уступишь?
— Ни в коем случае.
— Ладно. Твоя взяла. Значит вынесу тебе белье сюда, - он уходит в спальню и долго роется в шкафу. В каком смысле твоя взяла?! Я не усну до самого понедельника. Или ещё хуже, разбужу её своим криком.
Грин, с его разрешения, осматривает квартиру, временно оставляет средства гигиены в ванной, вешает туда же свое полотенце. Проходится по кухне, заглядывает в шкафчики и холодильник. М-да, не густо. Нужно будет сходить в магазин, но уже утром. За окном темнеет и начинается дождь, поэтому прогулка на свежем воздухе отменяется. Они смотрят одну передачу за другой, не особо вникая в смысл. У каждого в голове бесконечный поток мыслей. Мари периодически встаёт, чтобы заварить им чай или кофе. Ближе к двум Барнс замечает, что девушка изо всех сил пытается держать глаза открытыми, но они то и дело слипаются. День был нелёгкий, даже он сам, суперсолдат, немного устал, а что говорить о ней…
— Спокойной ночи, Мари, - он выключает телевизор и, скрипя сердцем, уходит в спальню.
— Спокойной ночи, Джеймс, - она стелит постель и проваливается в сон.
Она слышит. Конечно она слышит, как он тяжело дышит, как он стонет и мечется. Слышит скрежет его зубов. Смотрит на время. 4:47. Она колеблется, но всё-таки стучит в дверь.
— Ты в порядке? - шёпотом, но он слышит.
— Да. Прости, что разбудил.
— Ничего. Можно открыть дверь?
— Конечно.
Грин открывает дверь и ложится обратно на диван. Джеймс лежит в спальне, в полном недоумении. А потом она начинает тихонько шептать слова той самой колыбельной, которую пела ему мама. Хотя Мари не уверена, что в этой вселенной было так же. Он успокаивает дыхание и закрывает глаза. Крики в голове затихают, слух сосредотачивается только на её голосе. Незаметно для себя самого, он спокойно и быстро засыпает. Мари замолкает, лишь услышав мирное сопение. Вскоре засыпает и она.
Когда Баки просыпается утром, то осознает, что в квартире один. Он не слышит шорохов, дыхания или любого другого шума. Она ушла. И правильно. Я могу навредить ей даже во сне. Хотя признаю, что после её колыбельной, я спал без сновидений, без кошмаров. Мне было легко и спокойно, как в детстве.
Какое-то время он остаётся в постели, будто позволяя себе ещё немного насладится матрасом. Ведь сегодня вечером он снова будет один, спать на полу перед телевизором. И никто не споёт для него. Или он ошибается? Конечно Мари не сбежала. Она составила список и в это время скупала половину ближайшего супермаркета. Его хотелось накормить, уберечь и вытащить из той ямы тоски и ненависти к себе, в которой он погряз.
Она возвращается с четырьмя огромными пакетами. Пришлось несколько раз спуститься к машине. Открывает дверь и замечает, с какой скоростью он подрывается с постели.
— Доброе утро. Прости, что разбудила. Хотела приготовить завтрак, а у тебя хоть шаром покати. Вот сходила за покупками. Брала твою машину, на ней ни царапины. Клянусь.
— Доброе утро,- он быстро надевает футболку и шорты, а затем выходит и забирает пакеты из рук, — Ты зачем такие тяжести таскаешь? Зачем столько всего?
— Потому что у тебя пусто. А я хочу есть. Значит ты хочешь есть в четыре раза больше! Мне даже страшно это представить. И я же должна как-то отблагодарить моего спасителя. Хотя бы кормить тебя буду.
Завтрак готов уже через полчаса. Пышный омлет с помидорами, бекон, вафли, тосты с джемом, йогурт и свежезаваренный крепкий кофе. Баки наблюдал за ней издалека, не в силах поверить что кто-то добровольно хозяйничает на его кухне. Желудок отчаянно громко бурчал.
— Всё готово. Садись к столу, - девушка улыбается и ставит посуду на стол.
— Я думал, что ты ушла, если честно.
— Почему? Из-за кошмара?
— Да. Я испугал тебя?
— Вовсе нет. Знаешь, мой человек однажды был в плену. А после не мог спать на мягком, поэтому спал на полу. Он оставлял телевизор или радио включённым, чтобы заглушить голоса и крики в своей голове. Ты поэтому хотел спать в гостиной?
— Ты будто говоришь обо мне. Да, я сплю с телевизором. Как его звали?
— Я не могу сказать. Вдруг ты его знал. Джеймс Бьюкенен Барнс его имя.
— Прости. Я не настаиваю. Ты пела ему?
— Да, но не это. Я пела ему старые песни, он любил музыку 30-60-х годов. А эту колыбельную он пел мне, когда меня мучил кошмар.
— Я тоже люблю старую музыку.
— Значит у вас много общего.
— Он излечился? Кошмары перестали его мучить?
— Да. Со временем он успокоился. А значит и ты сможешь.
— Сомневаюсь, что наши кошмары похожи.
Они такие же, Бак. Я знаю. Гидра. Холод криокамеры. Убийства. Кровь. Твоя жестокость. Жертвы, их взгляды и предсмертные вздохи, хотя чаще хрипы.
После завтрака, они ещё долго говорили. Джеймс даже не мог поверить, что находится с кем-то так долго и это не страшно, не напрягает, не злит. Даже наоборот. Это как терапия, только лучше. С ней он хочет говорить. Её он хочет слушать. Мари ничего не пишет в блокнот, ничего не вытягивает силой. Но именно из-за этого так тянет рассказать.
За готовкой обеда они смотрят какой-то не очень интересный, но цепляющий фильм. Один из тех, который досматриваешь до середины, понимаешь что херня, но хочется узнать чем закончится. На финальной сцене Мари нечаянно проливает на себя соус.
— Черт-черт-черт! Горячооо. Отвернись. Быстро! - она срывает с себя кофту и шорты, остаётся в одном белье, — Твою мать. Руки кривые. Теперь в свитере и джинсах придётся ходить. Я не брала много вещей.
— Погоди минуту. Я сейчас что-то найду, - он не оборачивается. Идёт в спальню, хватает с вешалки первую попавшуюся вещь и возвращается, прикрыв глаза ладонью.
Мари прикусывает щеку со всей силы. Рубашка. Такая же как та, что он дал ей после похищения. Из которой она сперва сделала “платье”, а потом разорвала на мелкие кусочки после ссоры.
— Спасибо, - она быстро надевает её и вдыхает аромат, — Всё.
— Кажется тебе она идёт больше.
— Думаешь? Возможно.
Грин застирывает вещи и заканчивает с готовкой, пока Джеймс занимается сервировкой стола. Идиллию прерывает настойчивый звонок в дверь.