Полуполковник ухватил его за рукав:
— Чего ты шебаршишься?! Где тот дом?
— Вон, вон!. — показывал немец на массивный серый каменный дом, стоявший отдельно.
Нижний этаж был глухой, без окон, дверь вся окована железом.
— Что это за гильдия? — допытывался начальник патруля.
— О-о! — чиновник поднял кверху руку. — Это ювелиры, это богатые купцы, самые богатые. В других гильдиях кузнецы, столяры, пивовары. Самая младшая — мясники и кожевники…
Его прервал отчаянный женский вопль. Вопль несся с противоположной стороны. За первым криком послышались еще крики, удары, детский жалобный плач.
— Шубников и Яблоков! — крикнул полуполковник. — Бегите в дом гильдии, а мы туда… — Команда Елизара и Акима была одной из самых малочисленных. Огарков то ли пожалел своих матрозов, то ли застыдился, что многие из них плохо одеты, отобрал в патруль всего пять человек, кроме двух фенрихов. Тут были Иван и Тимофей, да еще трое, но зато все ребята дюжие и не робкого десятка.
Моряки принялись стучать рукоятями пистолетов в дверь. Внутри либо не слышали, либо не желали отворять. Попробовали дергать за кольцо, служившее дверной ручкой. Кольцо было здоровенное, кованое, но дверь не поддавалась, даже когда просунули в кольцо ствол мушкета и действовали им, как рычагом.
Елизар, оставив Акима у дверей, кинулся с двумя матрозами во двор. Ворота были отворены, но во дворе пустота, только одна дверь вела в подвал. В подвале оказалась кухня, но и оттуда хода наверх не было, блюда поднимались в столовую палату специальным подъемником.
— Ну и законопатились купчишки! — в сердцах воскликнул один из матрозов. — Домину отгрохали, словно крепость, и даже дверей не понаделали, кроме одной главной. Ну и народец!
— А вона, гляди! — перебил приятеля другой матроз, показывая на крышу соседнего дома.
Крыша была остроконечная, очень высокая, поверх черепицы была уложена длинная лестница.
Елизар выбежал на улицу, кинулся к тому дому, со всей силы затряс дверной молоток. Где-то наверху отворилось окошко, испуганный старческий голос спросил:
— Что надо? Кто вы?
— Русский патруль во главе с офицером! — крикнул Елизар. — Мы в дом не войдем, нам нужна только лестница с крыши.
Он отошел, стал так, что сверху могли его разглядеть. Увидев аккуратного русского офицера при шпаге и двух матрозов в белых ремнях, немцы поверили. Слышно было, как стали отодвигать засовы, потом появился вялый парень в спущенных чулках, повел матрозов наверх. Елизар с улицы глядел, как два матроза вылезли в слуховое окно, осторожно по карнизу дошли до лестницы, отвязали, начали спускать вниз. Внизу ее приняли, понесли к дому гильдии, прислонили к одному из окон.
Первым вызвался лезть Аким, но Елизар не пустил.
— Уж коли лезть первому, так мне! У тебя ведь от высоты кружение головы, сам говорил.
Дубовая ставня имела фигурную прорезь в виде сердечка. Елизар заглянул через эту прорезь.
Внутри большой сводчатой палаты происходило невообразимое. У стола стоял здоровенный шведский кирасир в стальной каске и кирасе. Перед ним громоздилась куча золотых дукатов, драгоценных украшений, часов, золотых и серебряных кубков. По палате метались еще люди в шведских мундирах. А у стенки, чинно подняв ладошки, стояли благообразные немецкие купцы в темном, и у всех были вывернуты наружу карманы, так и свисали холщовыми язычками. Кирасир, видно он был предводитель, распоряжался: показал на резной шкаф, какой-то солдат сунул в щель шпагу, приналег, дверца соскочила и повисла на одной петле. В шкафу лежали аккуратно сложенные скатерти и салфетки.
Елизар понял, что мародеры увлечены грабежом, тихонько отодвинул задвижку ставни, распахнул окно настежь, прыгнул внутрь. За ним, не мешкая, кинулись матрозы и Аким.
Предводитель грабителей озадаченно смахнул было каску на затылок и, вдруг сообразив, выхватил палаш. Кирасирский палаш был тяжелее и длиннее русской шпаги. Елизар, ощутив в груди холодок бешенства, молниеносно кинулся на кирасира, скользнув подошвами по вощеному паркету, рубанул что было силы. Клинки высекли искры, стукнулись чашками.
— Ах ты, вражина!
Елизар проворно отшатнулся и ткнул шпагой вперед. Клинок мягко вошел между кирасой и кожаным ремнем, пронзил тело и воткнулся в дерево. Кирасир беспомощно взмахнул палашом, выронил его и бессильно обмяк. Елизар вытащил шпагу. Хоть и приучили рубиться, а все же стало муторно; не так-то просто заколоть человека. Кирасир скребанул грязными ногтями по столешнице и рухнул.
Елизар, успев овладеть собой, нагнулся, выдернул у грабителя из-за пояса пистолеты, потряс за плечо.
— Эй, зольдат, как вы сюда залезли?
Длинная рука с рваным манжетом поднялась, показала в угол.
— Он открыл дверь… вон тот поп зазвал…
Глаза раненого закатывались, зрачки скрылись под веками, осталась только белая полоска.
Елизар оглянулся, увидел на миг знакомое лицо прячущегося за чужие спины человека. Не поверил глазам, крикнул:
— Пан Бонифатий?!
И кинулся к нему. Но в это время кто-то из мародеров распахнул двери на улицу — и вся шайка кинулась удирать. Матрозы бросились их преследовать, но вскоре вернулись, никого не догнав.
Елизар поглядел на купчишек. Народ упитанный, в теле. Мужики по преимуществу не старые.
Чего ж они так празднуют труса, жмутся к стене, подняв кверху руки, и пальцы дрожат? Равно как и щеки трясутся и прыгают?
— Господа купцы, — Аким, упираясь концом шпаги в пол, искал. немецкие слова. — Попрошу больше не иметь страху. Вас охраняют воины Российской державы. Соберитесь с духом. Возьмите ваше имущество: нам оно не нужно.
Елизар вдруг почувствовал, что кто-то дергает его за ножны шпаги, оглянулся, увидел мальчика-поваренка. Поваренок показывал в темный коридор. Округлив глаза, он кричал:
— Шнелль! Шнелль!..
— Чего тебе шнелль? — переспросил Елизар, схватил со стола золотой дукат, сунул мальцу.
Монета тотчас же исчезла, спрятанная за щеку. Но поваренок не отставал, тащил за рукав.
Елизар прислушался, сообразил — в коридоре все еще дерутся. Крикнул своим:
— Эй! Морские служители! За мной! Наружную дверь запереть, никого не впущать и не выпущать!
Сводчатый коридор был не прямой, а с загогулинами, вправо, влево, две ступеньки вверх, одна вниз. В глубине коридора метались огоньки, кто-то размахивал канделябром, скамьей били в закрытую дверь, несокрушимо прочную, как все в этом здании. Один из мародеров обернулся, выпалил из пистолета. Пуля, просвистев над ухом, ткнулась в стену.
— Сдавайся, кто жить хочет! Хенде хох! Лапы вверх! Выходи по одному! — гневно воскликнул Елизар.
Шведы не стали медлить: побросали на пол оружие, прижимаясь спинами к стене, высока поднимая над головами ладони, медленно стали пробираться мимо этого страшного русского, осатанелого от ярости. Шпага в Елизаровой руке тряслась, вот-вот пырнет кого-нибудь.
— Вяжи их! — распорядился Аким. — Судить вас, негодяев, будем как корсаров и грабителей!
Пленных связали и увели. Елизар подошел к двери, в которую ломились грабители, подергал дверную ручку. Дверь была заперта на замок. Попробовал постучать, объяснил, кто стучит. За дверью было все так же тихо. Подошел Аким.
— А може, и не надо туда? Елизар поскреб затылок.
— Ну как не надо?! Ежели мы этот гильдийский дом берем под охрану, так надобно знать, кто в тех комнатах. Может, там все со страху перемерли, а может, там злодеи… Аким, спроси ключи у купчишек.
Купцы только переглядывались, ключей у них не было. Подошел один матроз, видно — мастак по слесарному делу, присел, поглядел в скважинку, что-то прикинул, вытащил из кармана гвоздь, согнул, как надо. Просунул гвоздь в скважину, поднатужился, повернул.
В замке щелкнуло.
— Вот так, — сказал матроз, — можно входить.
Елизар толкнул дверь. За дверью была комната, ярко освещенная. Прямо против двери бледная дева с пистолетом в руке, видно, готовилась дорого продать жизнь. Другая женщина, пожилая, застыла на коленях в углу перед распятием. Елизар шагнул, пистолет поднялся, черная дырка ствола оказалась на высоте его глаз.