В повестях бушует стихия живой речи. Их язык сильно отличается от изящного и утонченного книжного языка — узаконенного в то время языка литературы. Надо, однако, уточнить, что язык повестей вовсе не прост, напротив, он в художественном отношении необычайно богат, многоцветен и многообразен, таит в себе как богатство книжности, так и очарование живой речи. Он как бы соткан из двух нитей художественной образности, создающей сложный и яркий рисунок, сверкает образными речениями, крылатыми фразами, пословицами и поговорками, для понимания которых требовались начитанность, немалая, культура. Китайский читатель обладал этой культурой и был подготовлен к тому, что любовная встреча здесь называлась игрою в «тучку и дождь», привлекательный мужчина — неизменно красавец Пань Ань, прелестная женщина — красотка Си Ши, а богач здесь всегда Ши Чун, обладатель несметных сокровищ. Эти и многие другие образы требовали знания соответствующих историй, которые, впрочем, неоднократно встречались в других сюжетах. Здесь были менее сложные, но не менее яркие образы: растерянный любовник напоминает снежного льва, оказавшегося возле горячего пламени; змея здесь оказывается толщиной с бадью, а «напомаженные головки» резвятся в «чертогах ветра и луны». Здесь любовники, слившись в поцелуе, изображают иероглиф «люй» (два соединенных рта). Человеческие поступки часто воспроизводятся в поговорках «простоватых, но точных»: «Кусок украл черный кобель, а белому нагорело. Беда непременно нагрянет в наказанье за черное дело». Подобным словесным образам несть числа, и они создают неповторимый колорит всего повествования, которое надолго остается в памяти читателя. Не случайно один литератор XVI века сравнивал повести с кораблем, на котором из дальних земель прибыли высокие гости. Все есть на их судне: «кораллы и агаты, «ночной блеск» и перлы мунань, и все сияет дивным блеском». Современный читатель может присоединиться к этому несколько вычурному, но точному сравнению старого книжника.
Д. Воскресенский
