При виде монахини сердце сюцая запылало жарким огнем. Три души[71] его затрепетали, семь душ вмиг отлетели прочь. Монахиня предложила гостям пройти в скит и угостила чаем. В обществе красавицы монахини сюцай напоминал сейчас снежного льва, которого придвинули к огню, он весь обмяк и наполовину расплавился. Впрочем, это не помешало ему во время беседы допустить несколько вольностей, которые красотка приняла как должное, нимало не смутившись. Ее свободное поведение еще более распалило сюцая, его охватило страстное желание. После чая мужчины поднялись и, простившись, ушли. Вернувшись в гостиницу, Ван незаметно от всех сунул в рукав слиток серебра.
— Какая здесь невероятная скука! — проговорил он и бросил слуге: — Я, пожалуй, пройдусь, развеюсь в каком-нибудь веселом местечке! Возможно, к ночи и не вернусь. Если хозяин спросит, скажи, что ты ничего не знаешь. А вы со стражником Ли хорошенько смотрите за вещами!
— Дело ваше, хозяин, поступайте как знаете. Я все исполню!
Ван Цзюэ, незаметно выйдя из гостиницы, направился прямехонько в скит. Ему навстречу вышла та же монахиня.
— Господин сюцай? — удивилась она.— Мы же с вами недавно простились. Что привело вас сюда снова?
— О наставница! Ваша несравненная красота настолько потрясла мою душу, что я осмелился еще раз навестить вас.
— Вы, конечно, изволите шутить?
— Нисколько!.. Позвольте спросить, как ваше имя в постриге?
— Ничтожную инокиню кличут Чжэньцзин, что значит Истинное Безмолвие.
— Как говорится: дерево склонно к безмолвию, а ветер никогда не бывает спокойным. Пусть же ветер его всколыхнет!
— Опять шутите, господин сюцай?
— Никоим образом! Встретить на чужбине столь изумительную красоту все равно что обрести три лишние жизни,— право, такое же счастье! Но думать о вас вдали, к тому ж в таком суетном месте, как мой постоялый двор,— сущее мучение! Вот почему я и рискнул прийти сюда. Я не прочь снять у вас келью и прожить в тишине несколько вечеров, внимая вашим высокодостойным наставлениям. Я даже захватил с собой слиток серебра. Что вы на это скажете?
— У нас как раз есть свободные кельи. Но беседы по вечерам... нет, как-то неудобно...
— Напротив, очень даже удобно, когда гость и хозяйка беседуют в сумерках.— Ван засмеялся.
— О! Вы, оказывается, и бесстыдник! — Монахиня улыбнулась. Она, видно, хорошо знала толк в подобных делах. Блеск серебряного слитка притягивал ее. Она протянула руку к деньгам.
— Если господин не погнушается нашими жалкими кельями, он может остаться на день-другой.
— Но я уже сказал, хозяйка должна составить мне компанию в вечерние часы.
— Несносный повеса! — Монахиня засмеялась.— Впрочем, никто и не заставляет вас коротать ночь одному!
Слова красавицы вселяли радостную надежду. Гость и хозяйка нашли общий язык, и монахиня осталась с ним на ночь. Надо ли говорить, сколь неуемную жадность они показали в любовных утехах и сладострастных игрищах. А потом, склонившись друг к другу, как птицы луань и фэн[72], они заснули и проснулись, когда уже совсем рассвело. Ван Цзюэ, вернувшись в гостиницу, снова послал стражника Ли на розыски, а Ван Хуэй, как и накануне, остался сторожить вещи. Едва дождавшись вечера, Ван Цзюэ вновь направился к монахине.
Страсть разгорелась с такой силой, что любовники уже не могли жить один без другого. Каждую ночь Ван покидал гостиницу и шел в скит, а Ван Хуэй и Ли Бяо, уверенные, что хозяин ночует в домах ив и цветов[73], не задавали лишних вопросов, как и Чжан Шань, которому было решительно все равно, где проводит ночи его постоялец.
Прошло несколько дней. Стражник Ли с утра уходил на розыски и возвращался поздно вечером, но все без успеха.
— Как видно, в Кайхэ следов его нет. Попробую завтра отправиться в Цзинин.
— Ну что же, сходи! — согласился Ван и отмерил стражнику серебра на дорожные расходы. Стражник ушел.
«Сколько времени ищет, а все без толку!» — подумал Ван. Невольно вспомнилась ему поговорка: «В делах у служивых нередко таится злодейство — они вора ловят, они же его отпускают!»
— Эй, Ван Хуэй! — крикнул он.— Нагони стражника и пойди вместе с ним. Что-то не очень он прыткий!
Слуга, получив приказ, удалился, а хозяин остался в гостинице.
«Придется ночевать нынче здесь, ничего не поделаешь — надо сторожить вещи!» — подумал он и направился в скит, чтобы предупредить монахиню.
Чжэньцзин прильнула к нему, не хотела его отпускать, и сюцаю пришлось проявить немалую твердость, чтобы с ней расстаться. Наконец он вернулся в гостиницу. Вечером хозяин принес ему ужин и приготовил постель, после чего отправился запереть ворота. Все отошли ко сну.
71
72