— Никак не меньше четырех сотен золотом, — огласил он баснословную сумму, прикинув про себя, сколько могли стоить метры в столице.
В его понимании, за одну квартиру в Яле можно было купить восемь подобных в Ширгарде. Точно не дороже.
— Не меньше четырехсот пятидесяти, — с видом знатока поправил его Гил.
Остальные члены двух семейств притихли, услышав, какими деньгами довелось распоряжаться их сыновьям и братьям.
— Хм… — почесал трехдневную щетину Груви. — Нет, уважаемый Гилберт. Не соглашусь. Скорее четыреста.
— Так давай уточним. Эй! — крикнул барон Смэлл, жестом подзывая дворецкого.
Тот с неохотой подошел.
— Слушаю Вас?
— Сколько в этом доме стоит жилье?
— Какое именно? То, что купили господа Гарет и Содер, занимает правое крыло здания, и по площади в два раза меньше, чем, например, квартира господина де Варанга. Она составляет весь второй этаж.
— Понятно. Давай про ту, что у Гарета с Содером, — шевельнул рукой барон Плевакус.
Дворецкий на секунду прикрыл глаза, вспоминая стоимость, которую давал в объявлении прежний владелец квартиры на мансардном этаже.
— Сорок тысяч.
В фойе установила тишина, в которой звук выпавшей из рук Тителии конфеты прозвучал непомерно громко.
— Сколько? — сдавленно прошептал барон Смэлл, чувствуя, как его дыхание перехватило.
— Сорок тысяч золотых монет, господа бароны, — повторил дворецкий.
Еще несколько мгновений гробового молчания.
— Бать, я не понял, — разорвал ее озадаченный голос Херуса. — Это у нашего Гарета столько бабла? Откуда? Я тоже столько хочу!
— Заткнись, дубина! — рявкнул барон.
— И я хочу! — пискнула Тителия.
— И ты заткнись!
Груви Плевакус пытался уместить в голове озвученную дворецким сумму… и не мог. Это сколько же бычков нужно было продать, чтобы столько заработать? Да все Вольные баронства, вместе с землей и всеми проживающими на ней жителями, включая самих баронов, столько не стоили!
— Правду люди говорили, что у наших парней общие дела с Аткусоном. Гляди, как они хорошо поднялись, — потер руки Гилберт. — А ведь ты не хотел к ним ехать! С трудом тебя убедил их навестить.
— Не хотел, — признал Груви. — Дураком был.
По лестнице раздался стук каблуков. Через секунду показалась горничная, а за ней…
— Гарет!!! — расплылся в улыбке барон Плевакус.
Раскинув объятия, он устремился к своему сыну, который внезапно стал для него самым любимым. Все-таки не зря он его столь ревностно воспитывал. Сколько розг стер о его спину, вколачивая жизненные истины!
— Содер! Сынок! — вслед за Груви устремился к своему отпрыску Гилберт.
Спустя пять минут, когда улеглись все страсти и родственники в полной мере выразили ту безразмерную радость, которую они испытали при встрече, воссоединившиеся семейства поднялись в шикарную квартиру, названную Содером и Гаретом «скромной холостяцкой берлогой».
— Ага, очень скромная лачуга, — прошептала Томилия на ухо Тителии, когда обе девушки остановились перед статуей с фонтаном в центре гостиной. — Небось, как у короля.
— Угу! — с восторгом отозвалась подруга, оглянувшись назад, где вокруг круглого изящного столика расположились в кожаных креслах их отцы и братья. Не все, разумеется. Только Содер и Гарет. Херуса и Прокиса, который приходился Томилии младшим братом, отцы отправили прогуляться по квартире. — Я хочу жить в такой лачуге!
С кухни донесся шум, и через несколько мгновений раздался крик одной из матерей:
— Мальчики! А что у вас с припасами? Ужин хочу приготовить!
— Не надо, ма! — дернулся Гарет. — Мы сейчас вызовем повара, и он нам все приготовит.
На кухне в два голоса охнули.
— Повара? Ну, уж нет! Мы приготовим все сами! — безапелляционный голос матери Содера звенел от возмущения.
— Хорошо, хорошо, — сразу согласился Гарет.
— Лидия, Кавдия, дайте нам поговорить с сыновьями! — возмутился барон Плевакус. — Мы тут только начали обсуждать этот… наш общий… как его?
— Бизнес, — со вздохом подсказал Содер.
— Вот-вот! Обсуждаем общий бизнес! Возьмите и приготовьте.
— Так тут не с чего, — на пороге гостиной появилась супруга барона. — Там у них в холодной коробке один сыр лежал. И еще что-то непонятное. Черви и что-то вроде улиток. Груви, представляешь, какой мерзостью питались наши мальчики в этой столице!